Предисловие

Вот уже почти сорок лет храню у себя дорогую реликвию — написанные моим отцом, Владимиром Абрамовичем Тантлевским, воспоминания о его работе в предвоенные и военные годы на заводах страны, где умом, руками, железной волей многих тысяч людей создавались могучие боевые машины — танки Т-34, в огромной степени обеспечившие Победу нашего народа в Великой Отечественной войне.

Несколько десятков страниц, отпечатанных на машинке*, — это документальный рассказ непосредственного участника событий тех тяжелейших героических лет о том, как Победа ковалась на Урале.

Слово «ковалась» применительно к тексту воспоминаний уместно употребить и без кавычек. Это слово связано с работой кузнеца. А мемуары написаны человеком, много лет возглавлявшим коллектив огромного, численностью более тысячи человек, кузнечного цеха крупнейшего в Советском Союзе танкового завода — знаменитого «Уралвагонзавода» в Нижнем Тагиле.

Чем дальше уходит в историю то героическое время, чем меньше остается непосредственных творцов героической истории нашей страны, тем ценнее и интереснее для потомков становятся их живые, эмоциональные и достоверные рассказы.

Издание, пусть и небольшим тиражом, отцовых записок в год 70-летия Великой Победы буду счастлив считать скромным вкладом нашей семьи: его детей, внуков, всей многочисленной родни — в общий всенародный Мемориал Памяти о людях, обеспечивших нашу Победу.

С большой теплотой хочу поблагодарить Рудольфа Васильевича Панфёрова, который опытной рукой, с большим тактом, не изменив стиля изложения, устранил некоторые повторы, заменил отдельные слова, обогатил повествование экскурсами в историю, дополнил текст несколькими страницами воспоминаний запомнившихся эпизодов детства, написанных мной по его совету.

* Записи отца датированы с ноября 1973 по март 1974 (г. Брянск).

Вильям Тантлевский.

Тяжкие были годы. Но и какое это было славное время! Человек, переживший однажды большое испытание, всю жизнь будет потом черпать силы в этой победе

Г.К. Жуков.

ИМЯ ДАЛИ В КРЕМЛЕ

В начале марта 1940 года грянули снегопады. Не хотела отступать зима

Ранним утром из ворот завода вышла странная колонна: два танка, тщательно укрытых брезентом, могучий тягач с надстроенной кибиткой, тоже укрытой брезентом. Мерно гудели двигатели, гусеницы оставляли четкий отпечаток на повлажневшем снегу. Колонна двинулась на Московское шоссе. Окраина города была еще пустынна.

На месте командира первого танка сидел человек в армейском полушубке и валенках, шапка-ушанка была завязана на подбородке. Накануне он простудился, но ехать в Москву поездом отказался.

— Не имею права на болезнь, я должен ехать, — сказал он. Это был Михаил Ильич Кошкин, главный конструктор танка, пока не получившего окончательного имени. Удивительный человек — главный конструктор. Он никогда ничего не отметает сходу, если предложение даже очевидно нелепое, он обязательно вникнет в побудительный мотив, ведь почему-то коллеге пришла эта мысль, значит что-то не устраивает в конструкции танка. Творческая мысль ищет выхода, должна реализоваться, а неприятие отталкивает, даже может обидеть. Совсем другое, если вместе поразмыслить как следует, просчитать варианты и последствия.

Михаилу Ильичу часто вспоминается томик стихов Пушкина из собрания его сочинений. Там воспроизведена страничка черновой рукописи. Сколько слов перечеркнуто и раз и другой — надписано нужное и опять перечеркнуто. И, наконец, после двух-трех, а то и четырех попыток найдено единственное. А ведь работал гений! Сколько сомнений, поисков. Нет места эйфории, преждевременному восторгу. Это, как правило, быстро проходит.

Вот почему Михаил Ильич сейчас здесь, в этом холодном танке. Идея необычного рейса родилась не случайно. Ее питала уверенность в надежности машины, коллектив инженеров, конструкторов и рабочих создал это совершенство в мучительных поисках, при максимальной самоотдаче сил, творческого напряжения.

Решено испытывать танк не на военном полигоне по кольцевому маршруту, как обычно, а провести обе машины по проселочным дорогам, через овраги и реки, леса и болота, как в реальных боевых условиях.

Главный конструктор помнил уколовшие его самолюбие слова: «Пусть они сделают предлагаемую ими новинку, а мы посмотрим, так ли она хороша, как они говорят о ней». От Харькова до Москвы почти тысяча километров. Тяжкое испытание для техники и для людей. На многочисленные сомнения, предостережения о нецелесообразности такого рискованного прогона Кошкин отвечал: «Танки надежны, у машин отличная проходимость в любых условиях. А если и случится что-то, так это хорошо — выявятся недостатки в тяжелых по-настоящему условиях, а значит, и устраним своевременно».

Дороги, покрытые полуметровым снегом, всевозможные препятствия, изнурительная гонка сказались и на технике, и на экипажах. Кошкина мучил сухой, назойливый кашель. На обоих танках вышли из строя главные фрикционы. Их заменить не удалось — требовалась слишком большая разборка. Тут же возникла мысль: нужно сделать так, чтобы сменить главный фрикцион можно было в полевых условиях. А пока двигались, переключая передачи с помощью бортовых фрикционов.

Танк вели настоящие водители-асы, иногда и сам Михаил Ильич садился за рычаги. Не знали они тогда, что здесь, в степи, всего через три с лишним года произойдет летом 43-го решающее танковое сражение Великой Отечественной войны. В честь грандиозной победы танк будет установлен на гранитном пьедестале.

…Москва. В нее въехали не сразу, ждали, пока погаснут фонари, опустеют улицы. По заснеженным улицам и переулкам проследовали к одному из ремонтных заводов. На другой день фрикционы заменили, а в ночь на 17 марта поехали в Кремль под своды Спасской башни. Остановились на площади напротив колокольни Ивана Великого.

Доставкой машин в Кремль руководил молодой инженер-танкист Петр Климентьевич Ворошилов, сын наркома обороны.

Утро было пасмурное, холодное. У Михаила Ильича усилилась простуда. Он старался сдерживаться, но все-таки кашлял громко и натужно. Докладывал о танке П.К. Ворошилов.

Доклад окончен. Водители запустили двигатели. Оба танка красиво развернулись на брусчатке, пошли навстречу друг другу. И вот они остановились, рассеялся сизоватый дымок. Сталин негромко сказал, ни к кому не обращаясь:

— Это будет ласточка в наших танковых войсках.

После показа в Кремле танки отправили на испытательный полигон. Обстрел корпуса снарядами 45-миллиметровой пушки показал, что боевая машина является непоражаемым танком. Ни одной сквозной пробоины. Только одна болванка попала в щель между корпусом и башней и заклинила ее. Михаил Ильич сделал очередную пометку в блокноте. Появилась и новая идея: расположить двигатель не вдоль оси, а поперек танка. Это позволит укоротить машину, при том же весе усилить лобовую броню почти до ста миллиметров.

И снова снежная дорога в холодном и тряском танке. Главный конструктор у приборов, за рычагами машины, наблюдает, делает заметки

Вскоре появилась возможность сравнить танк с недавно купленным у Германии основным танком вермахта Т-111. Выявились особенности немецкой машины: коробка передач и бортовые фрикционы — впереди, ведущие колеса — передние. От двигателя, что в корме танка, к трансмиссии по днищу идет карданный вал. К тому же мощность двигателя невелика, гусеницы узкие. Ему подавай хорошие дороги. На нашем же двигатель и трансмиссия — в корме танка, ведущие колеса — задние, менее уязвимы в бою. Двигатель мощнее, и сам танк, как говорится, грязи не боится. Но главное в том, что броня у немецкого танка 30 миллиметров, пушка калибром 37 мм. Она безопасна для брони нашего при стрельбе со всех дистанций. В нашем — броневая защита надежней — 40—50 мм, орудие — 76 мм, оно способно пробить броню немецкого танка даже с предельной дистанции прицельного огня. Полное превосходство по всем основным показателям!

Вскоре Кошкина вызвали в Москву. В Кремле, на заседании правительства, его поздравили. И тут же было подписано постановление правительства о принятии танка в серийное производство с именем Т-34. Государственной премией главный конструктор был награжден уже посмертно, в 1942 году.

Говорят, что у машины, как и у человека, своя судьба. Выносливость тридцатьчетверки была сродни характеру солдата. Есть дорога — пройдет с ветерком, нет — будет пробираться по бездорожью. Не остановят его ни весенняя распутица, ни глубокие снега. Есть на нем даже теплое место, где можно погреться продрогшему пехотинцу: сверху над трансмиссией — как на русской печке.

Мнение фронтовиков о Т-34 хорошо выразил маршал Советского Союза Иван Степанович Конев: «Тридцатьчетверка прошла всю войну от начала до конца, и не было лучшей боевой машины ни в одной армии. Ни один танк не мог идти с ней в сравнение — ни американский, ни английский, ни немецкий. Как мы благодарны были нашим уральским и сибирским рабочим, техникам, инженерам!»

А вот что свидетельствуют враги. Бывший офицер горнострелковой дивизии Бюхнер: «Новая атака! На этот раз на немецкие линии двигались танки, невиданные прежде. Мощные колоссы обтекаемой формы с широкими гусеницами, с приплюснутыми башнями и длинными стволами. Это были первые Т-34. Кажется, ничто не может остановить эти движущиеся стальные крепости. Напрасно стреляют горные стрелки — огонь противотанковых пушек не причиняет машинам никакого вреда. С почерневшими лицами лежат расчеты позади своих 37-миллиметровых орудий. Задыхаясь от ярости, они видят, как их снаряды отскакивают от могучей брони…»

Генерал Шнейдер: «Этот 26-тонный русский танк был вооружен 76,2 мм пушкой, снаряды которой пробивали броню немецких танков с 1,5—2 км, тогда как немецкие танки могли поражать с расстояния не более 500 метров, да и то лишь в том случае, если снаряды попадали в бортовую и кормовую части Т-34. Русские, создав исключительно удачный и совершенно новый тип танка, совершили большой скачок вперед в области танкостроения».

Генерал Блюментрит: «В районе Вереи танк Т-34 прошел как ни в чем не бывало через боевые порядки 7-й пехотной дивизии до самых артиллерийских позиций. Огонь противотанковых пушек не причинял ему никакого вреда. Понятно, какое впечатление произвело это на наших солдат. Началась так называемая «танкобоязнь».

Генерал Гудериан: «Южнее Мценска 4-я танковая дивизия была атакована русскими танками, и ей пришлось пережить тяжелый момент. Впервые проявилось в резкой форме превосходство русских танков Т-34. Дивизия понесла значительные потери. Намеченное быстрое наступление на Тулу пришлось отложить».

В ноябре 1941 года видные конструкторы, промышленники и офицеры управления вооружения Германии приехали в танковую армию Гудериана для ознакомления с русским танком Т-34. Непосредственно на месте они хотели наметить исходя из полученного опыта боевых действий меры, которые помогли бы снова добиться технического превосходства над русскими.

Позднее выяснилось, что невозможен выпуск важнейших деталей Т-34, особенно алюминиевого дизельного мотора. Кроме того, немецкая легированная сталь значительно уступала легированной стали русских. И хотели бы немецкие конструкторы скопировать советскую конструкцию, но оказались не в состоянии этого сделать. «Замес» получался не тот. Опять русские «блоху подковали»

В 1943 году на Абердинском полигоне (США) были проведены сравнительные испытания американских и многих зарубежных танков, в том числе Т-34. Американские испытатели свои впечатления от тридцатьчетверки выразили экспансивной фразой: «Конструктор этого танка заслуживает памятника при жизни».

Крупнейший американский специалист по танкам Орджилл, оценивая Т-34, писал: «Заслуживает быть отмеченным золотой надписью на рабочем столе конструктора успешное решение основной проблемы максимального соответствия эффективности вооружения и мобильности танка, его способности нанести уничтожающий удар, оставаясь неуязвимым от удара противников. Т-34 был создан людьми, которые сумели увидеть поле боя середины XX века лучше, чем сумел кто-либо на Западе».

Назовем создателей лучшего танка Второй мировой. Основы конструкции танка, как об этом писал А.А. Морозов, заложил и разработал бывший руководитель конструкторов завода Михаил Ильич Кошкин. Этому замечательному конструктору мы обязаны появлением такого совершенно нового танка, каким является Т-34.

Первыми помощниками М.И. Кошкина были его ближайшие сподвижники А.А. Морозов, Н.А. Кучеренко, М.И. Таршинов — выдающиеся конструкторы, обладающие большим практическим опытом проектирования и изготовления танков. Они создали оригинальную форму корпуса танка, ставшую, по существу, классической.

Новое слово в танковой технике сказали замечательные конструкторы А.А. Малоштанов и М.А. Набутовский, работавшие над усовершенствованием очень важного узла танка — башни. Исключительно удачную конструкцию механизмов трансмиссии и ходовой части танка разработали совсем еще молодые талантливые конструкторы Я.И. Баран и В.Г. Матюхин. Над другими узлами работали ведущие конструкторы П.П. Васильев, Б.А. Черняк, А.Я. Митник, В.Я. Курасов, А.И. Шпайхлер, М.Б. Шварцдург, А.С. Бондаренко.

ХХ век считается «веком танков». Никакой другой род войск не оказал такого влияния на ход военных действий, как танковый. Лидерами в создании танковых войск стали СССР и Германия. Уже первые дни войны показали превосходство советского Т-34 по огневой мощи, скорости, броневой защите, всепроходимости. Немецкие танки имели бензиновые двигатели, советские средние и тяжелые — дизельные, более мощные, они не требовали высококачественного горючего.

Встреча на поле боя с советскими танками была для гитлеровцев, по их словам, «крайне неприятным сюрпризом». С фронта полетели донесения о полном бессилии немецких Т-III и Т-IV. Управление вооружений развило бурную деятельность: спешно усиливалась танковая броня, вводились новые подкалиберные и кумулятивные снаряды, разрабатывались длинноствольные пушки с повышенной бронепробиваемостью. Но модернизации увеличивали массу танков, ухудшали и без того плохую их проходимость. Почти все танки, вторгшиеся на советскую территорию, к концу 1941 года были уничтожены

Стало ясно, что лозунг «война должна быть выиграна тем оружием, с которым она начата», провалился.

В общей сложности на поля сражений Второй мировой вышло 102 тыс. танков и САУ, изготовленных в СССР. Германия за годы войны изготовила около 50 тыс. танков и САУ, из них около 23 тыс. самоходок.

В июне 1941 года советское танкостроение базировалось в трех крупных центрах: Ленинградский Кировский и Ижорский заводы выпускали тяжелые танки серии КВ; Харьковский паровозостроительный им. Коминтерна выпускал Т-34; Московский завод № 37 выпускал легкие танки Т-40, Т-60, Т-70.

Перед самой войной началась закладка танкостроения в Сталинграде и Челябинске, осваивался выпуск Т-34 и КВ. Основной базовой моделью среднего танка, завоевавшего общее признание у наших войск и во всем мире, стал легендарный Т-34.

Первые серийные Т-34 поступили в танковые соединения Красной армии поздней осенью 1940 года, а плановая боевая учеба началась весной 41-го. К июню этого года в западных военных округах имелось 832 «тридцатьчетверки», но эксплуатировалось только 38 машин. До начала войны удалось подготовить не более 150 экипажей.

Исключительно быстрыми темпами восстанавливался на Урале Харьковский танковый завод. 19 октября 41-го последняя группа работников завода покинула Харьков, а 8 декабря харьковские танкостроители собрали из привезенных с собой частей и узлов первые 25 танков Т-34 и отправили их на фронт. На базе Челябинского тракторного завода и эвакуированных из Ленинграда и Харькова дизельных заводов был создан крупнейший в стране завод по производству тяжелых танков, получивший название «Танкоград».

Временный успех гитлеровской Германии в первый период войны обеспечили ее танковые войска. Перед танковой промышленностью СССР была поставлена задача в кратчайший срок лишить врага преимущества в количестве и качестве танков.

Как этого удалось достигнуть, и повествуют воспоминания ветерана танкостроения В.А. Тантлевского.

Редактор и составитель этой книги счел необходимым дополнить воспоминания ветерана документальными фактами и эпизодами, содержащими драгоценные для нас свидетельства героической трудовой эпопеи тех лет, взятыми из книг Л. Васильевой, В. Вишнякова, Н. Рыжкова.

Первым в мире танком по справедливости надо считать «Вездеход», построенный в начале 1915 года в Риге по проекту нашего соотечественника А. Пороховщикова. Он так объяснял появление идеи изобретения: «На поле шло учение новобранцев. Глядя на солдат, перебегающих цепью, я подумал: невеселая штука бежать в атаку под пулеметами врага. А что если послать на штурм окопов не людей, беззащитных против свинцового ливня, а машину, одетую в броню, вооруженную пулеметами?»

Разумными и гуманными были побуждения творца первого в мире танка. А вот начальник главного военно-технического управления царского военного министерства генерал-лейтенант Милеант заявил: для чего он нам?

«Вездеход» Пороховщикова был хорошей, оригинально сконструированной машиной: легкой (до 4 т), быстроходной, хорошо вооруженной, простой в изготовлении. По дорогам он мог двигаться на колесах, вне дорог — с помощью гибкой широкой гусеничной ленты, расположенной под днищем корпуса. Официальные испытания состоялись 18 мая 1915 года — раньше, чем появились опытные образцы танков английского полковника Свентона и француза Этьена, которые не мудрствуя бронировали американский гусеничный трактор «Хольт».

В 1916 году в боях на Сомме прогремели на весь мир английские танки. А. Пороховщиков выступил в печати со статьей «Сухопутный флот — русское изобретение», продолжал бороться за осуществление своего проекта через Государственную думу. Напрасный труд. Наряду с сочувствием изобретателю нельзя не испытать чувства досады. Скольким бы солдатам могли спасти жизни!

Создание бронетехники для Красной армии было делом всенародным. Отдельные граждане, коллективы предприятий промышленности и села, различных организаций культуры, духовенство направляли собранные ими деньги на создание танковых колонн, эскадрилий самолетов.

Труженики советского тыла, работая на пределе человеческих возможностей, выполняли свой патриотический долг перед народом и Отечеством.

Светочи человечества не просто исчезают во мраке времени. Они, как эстафету, передают другим светильники жизни.

* * *

Самое большое несчастье — это неосуществленный замысел. В 40-е годы этого не случилось. Идея, опережающая время, была воплощена во всем своем величии и мощи.

Завод — сложный и живой организм. Чтобы почувствовать его целиком со всеми дополняющими звеньями, нужен не только талант, но и мастерство управления, навык. Как объять неискушенным умом такую махину? Люди держались воздухом времени.

До седьмого пота — в тылу, до последней кровинки — на фронте. Сквозь войну, как звезды сквозь мглу, наши цехи светили — и наступали роты

УРАЛ СТАЛ КУЗНИЦЕЙ ПОБЕДЫ

Из записок начальника цеха, главного инженера завода Владимира Тантлевского

После 42-х лет работы на заводах тяжелого машиностроения, когда мне пошел 63-й год, я оставил работу и ушел на пенсию. На заслуженный отдых, как сейчас говорят. Связей с Бежицким сталелитейным заводом, где проработал последние 20 лет, не прерывал. Как и прежде, продолжаю вместе с директором завода Е.К. Авериным руководить теоретическим семинаром начальников цехов и служб.

Я получил возможность ближе и внимательней присмотреться к работе коллектива, его руководителей, рабочего ядра. Особенно интересовала заводская молодежь. Хотелось точнее и основательней составить представление о поколении, которое пришло нам на смену. Чем живут, к чему стремятся, какие моральные ценности исповедуют?

В наши молодые годы мы работали с большим пафосом, интересом, хотя несравнимо хуже были обеспечены материально. Большинство из нас застали тяжелый и голодный период Гражданской войны, последовавшую разруху в стране. Мы пережили длительную безработицу, бесконечные очереди у окошек биржи труда. И вместе с тем стремились к учебе, знаниям. Когда в стране началось огромное строительство, мы почувствовали и поняли: чем быстрее осуществим планы пятилеток, тем быстрее избавимся от гнетущих трудностей. Мы испытывали удивительное чувство причастности к свершениям. Никакого отчуждения от забот страны, ее грандиозных планов переустройства жизни. Для нас был открыт новый мир больших возможностей.

А как теперь? Современная молодежь стремится к более высоким целям, переживает более сложные коллизии. Все труднее дается движение вперед, поэтому оно кажется медленным. Далеко не все дается порывом, свойственным молодости энтузиазмом. Круг интересов нынешнего поколения неизмеримо расширился: учеба в институте, научная работа, спорт и художественная самодеятельность. А еще огромный поток информации, который охватил общество с конца 60-х — начала 70-х годов через телевидение, радио, печать, кино, театр, эстраду. И все это в дополнение к напряженной работе на заводе, в сельхозпредприятии, лаборатории, на газо- и нефтедобыче, других сложных производствах, о которых мы и понятия не имели.

Мне кажется, если бы нынешняя молодежь столкнулась с той отсталостью, как мы в свое время, то она так же рвалась бы вперед, с неменьшим пафосом и энтузиазмом. Это подтвердилось в послевоенный период восстановления порушенного нашествием фашистских варваров. Молодежь проявила массовый героизм на фронтах боевых действий, а потом и на трудовом фронте.

Теперь большинство молодых людей воспринимают дела своих отцов и дедов как нечто далекое прошлое, чуть ли не древнее, мифическое.

Эти размышления и факты стали основным побудительным мотивом для моих записок о том, как было. Пусть эта быль станет точкой опоры и уверенности в том, что по великому праву преемственности молодежи передается эстафета огня, которая продолжается из века в век, из поколения в поколение.

Я совсем не думаю о том, что эти скромные воспоминания об отдельных запомнившихся мне эпизодах жизни станут достоянием широкого круга читателей. Но даже те немногие, которые с ними познакомятся, надеюсь, найдут в них что-то полезное для себя. Если это будет так, то буду считать, что мой труд не пропал даром.

Полдень 22 июня 1941 года я помню как сейчас. Я сидел в кресле заводской парикмахерской, когда черный тарельчатый репродуктор неожиданно начал передавать в эфир выступление заместителя председателя Совнаркома, наркома иностранных дел СССР: «…Сегодня в 4 часа утра без объявления войны фашистская Германия напала на нашу страну… Наше дело правое… Враг будет разбит… Победа будет за нами!» Отдельные слова из взволнованного выступления Вячеслава Михайловича Молотова отзывались в моем сердце.

Наступила минута оцепенения, вспомнились отдельные страшные эпизоды Гражданской войны, которые я, еще будучи мальчишкой, видел в своем маленьком городишке на Полтавщине, где мы тогда жили большой семьей. При каждом налете на наш городок частей деникинской армии, отрядов Махно, банд Зеленого, Христового и других местных вожаков-разбойников начиналась резня мирных жителей, в том числе ни в чем не повинных стариков и детей. И каждый раз перед налетом этих банд отец, тогда работавший в Упродкоме, вместе со старшими братьями уходили в ближайшие деревни, а мы, дети, с матерью хоронились в погребе.

Но теперь — война самолетов и танков. Это кровопролитные бои, невероятные разрушения, гибель миллионов людей… Только что закончился короткий, но тяжелый военный конфликт с белофиннами, свежи в памяти схватки с японскими самураями на Халхин-Голе и озере Хасан. Здесь наша славная армия победила. Но теперь наш противник — фашистская Германия, покорившая почти всю Европу, за три недели разгромившая Польшу и почти так же молниеносно поставившая на колени Францию…

Мое поколение было воспитано в духе патриотической сознательности, и все мы твердо верили, что если нам навяжут войну, то воевать мы будем на чужой территории, а своей земли и пяди не отдадим. Победа будет за нами, это не вызывало сомнений, по-другому просто не может быть. Как во сне, со скоростью молнии все это вертелось в голове. Война, война…

Вот уже восьмой год после окончания техникума я работаю на крупнейшем Харьковском заводе, где создавали танк А-20, получивший после доработок имя Т-34. С ним придется встретиться фашистским полчищам и на себе испытать силу и огневую мощь этих грозных танков. Правда, я знал, что этих чудо-машин пока маловато, немногим более 800 штук. О том, что ранее построенные нашим заводом тысячи танков серии БТ окажутся малопригодными в условиях тотальной войны, я и представления не имел.

Обо всем этом я думал, когда уже не шел, а бежал в свой кузнечный, где я работал заместителем начальника цеха, чтобы здесь, среди своих товарищей и коллег, полнее разобраться в происходящем. Я застал тяжелую картину. Работа стихийно приостановилась, рабочие и мастера собрались группами и каждый по-своему старался объяснить причины так неожиданно начавшейся войны. Все сходились на том, что хотя война и будет тяжелой, но наша Красная армия сумеет в короткий период дать должный отпор зарвавшемуся врагу. Никто из нас не допускал и мысли о том, что первый год войны окажется для нас таким трагичным, а война затянется на целых четыре года.

Вечером во всех цехах прошли митинги, очень многие добровольно рвались на фронт. Все брали на себя обязательства работать за двоих и давать фронту все больше и больше танков. Настроение было бодрое, вера в свои силы огромная.

Уже на следующий день все цехи, сворачивая производство мирной продукции, стали наращивать изготовление деталей и узлов для танка и артиллерийских тягачей «Коминтерновец», имея задание вдвое увеличить их выпуск в июле. Мы имели некоторый опыт работы «по-военному» в период войны с Финляндией, когда наш цех быстро перестроился на военный лад и давал фронту необходимое в больших количествах. Поэтому и к полученному новому сложному заданию коллективы всех подразделений завода отнеслись с особой ответственностью и активно взялись за его выполнение.

В считанные дни завод преобразился, посуровел. Было организовано круглосуточное дежурство командного состава, созданы специальные бригады по сооружению средств светомаскировки цехов, отрыты траншеи на случай воздушной тревоги, укомплектованы группы людей по охране зданий от зажигательных бомб. С помощью военных города вокруг завода было установлено мощное кольцо из зенитных орудий и пулеметов. Ровно через месяц Харьков стал подвергаться ежедневным массированным налетам вражеской авиации, однако на территорию завода бомба упала только раз, не причинив ощутимого ущерба.

Учитывая отличные боевые качества танков Т-34 и необходимость быстрого увеличения их выпуска для фронта, с первых же дней войны производство этих машин начало разворачиваться и на других заводах страны. На следующий день после начала войны главный инженер нашего завода С.Н. Махонин — волевой и опытный организатор танкового производства, был направлен Наркоматом на Челябинский тракторный завод для организации серийного изготовления танков и моторов для них

Через неделю группа заводских конструкторов и технологов вместе с комплектом чертежей в кальках вылетела в г. Горький, где выпуск танков Т-34 налаживался на Сормовском заводе. Готовился к переходу на выпуск танков Сталинградский тракторный и другие.

…С завода на фронт ушло более половины работающих, все цехи перевели на одиннадцатичасовые смены без выходных дней. Руководство цехов и завода перешло на казарменное положение, наглухо закрывались и затемнялись все оконные проемы в стенах и фонарные переплеты на перекрытиях цехов. В условиях знойного лета 41-го это создавало тяжелые условия труда, особенно в металлургических и сварочных цехах. Но люди трудились самоотверженно. День и ночь, под огнем вражеской авиации напряженно работал завод, ежечасно наращивая выпуск танков. В августе их было отправлено на фронт 250, что в два раза больше, чем в мае, в канун войны.

19 сентября за образцовое выполнение задания правительства по увеличению выпуска танков большая группа заводчан была награждена орденами и медалями. Директор завода Ю.Е. Максарев получил свою первую награду — орден Ленина. Сам же завод еще в 1935 году был награжден орденом Ленина за достигнутые успехи в создании новых конструкций танков и танковых дизелей. Таких заводов были единицы.

…Положение на фронтах войны складывалось не в нашу пользу, враг подходил к родному городу. Стало очевидным, что необходимо головной танковый завод страны перебазировать на восток.

14 сентября 1941 года Государственный комитет обороны принял постановление об эвакуации завода на Урал, в город Нижний Тагил, с размещением на площадях вагоностроительного завода имени Дзержинского. Получив это указание от наркома Малышева из Москвы по телефону «ВЧ», в тот же вечер директор и партком завода приняли решение срочно направить на Уралвагонзавод группу заводских специалистов, по одному из основных направлений, чтобы до прибытия на Урал эшелонов с оборудованием и людьми, подготовить генеральный план размещения танкового производства. Также ускорить монтаж оборудования и начало выпуска танков на новом месте. Это было исключительно правильное решение. Перед группой ставилась задача — изучить на месте состав цехов, их технические характеристики, в недельный срок разработать генплан завода и технологические планировки размещения танковых цехов с расчетом создания мощностей по увеличению производства танков на новом месте в два-три раза

Соблюдая строгую секретность поездки, не сказав своим семьям о характере полученного задания и месте назначения, захватив с собой небольшие альбомы со справочной документацией, группа под руководством главного инженера П.М. Кривича вылетела на Урал утром 16 сентября. В состав группы был включен и я. Вместе с нами этим же самолетом отправлялась группа работников Харьковского завода № 75 для подготовки производства танковых дизелей.

Прилетев в Челябинск и используя паузу, необходимую летной команде для осмотра самолета и дозаправки, мы поехали на Челябинский тракторный завод, чтобы повидаться с нашим бывшим главным инженером С.Н. Махониным. Это была грустная встреча. Как-то тихо и напряженно поздоровавшись с каждым из нас, этот старый коммунист, участник Гражданской войны, человек несгибаемой воли, казалось, с железными нервами, грузно опустился в кресло у письменного стола, скрутил тугую махорочную цигарку и… по его щекам покатились редкие крупные слезы. Ведь не прошло и трех месяцев войны, а Харьков, расположенный за тысячи километров от государственной границы, стал прифронтовым городом. А его завод, в который Сергей Нестерович вложил так много сил и знаний, спешно сворачивал работу и готовился к перебазированию в глубокий тыл. Мы сидели молча, и каждый думал об одном и том же.

Тяжко поднявшись, главный инженер ЧТЗ с балкона своего кабинета показал нам построенный за эти три месяца огромный корпус, предназначенный для организации производства танковых дизелей В-2.

«Да, — подумали мы, — при такой развернувшейся по всей стране работе по созданию боевого оружия для фронта недолго осталось армиям Гитлера ждать своей гибели».

Наскоро пообедав, мы отправились на аэродром и в тот же день прилетели в Свердловск, а поздно ночью поездом прибыли в Нижний Тагил, где нас в гостинице «Северная» встречал представитель Наркомата танковой промышленности инженер П.В. Богданов.

Прибыв 17 сентября на Уралвагонзавод, эта группа, в состав которой вошли руководители технических и других служб завода и цехов: товарищи Мельников, Арсеничев, Тантлевский, Забайкин, Фирсов, Вербицкий, Шуб, Ситцевой, Бродский — в тот же день приступила к выполнению полученного задания. Возглавлял эту группу специалистов главный инженер завода № 183 тов. Кривич. Параллельно с работой технической части этой группы своими заданиями занимались: замдиректора по рабочему снабжению тов. Ситцевой — организацией питания эвакуируемых работников; помдиректора по кадрам тов. Фирсов — расстановкой руководящих и рабочих кадров; начальник отдела материально-технического снабжения тов. Вербицкий — переадресовкой на новую площадку всех заводских фондов на металл, материалы и покупные изделия с тем, чтобы не допустить перебоев в начале изготовления танковых деталей уже в цехах Уралвагонзавода.

В целях максимального сокращения строительных и монтажных работ мы стремились рационально и эффективно использовать имеющиеся производственные площади и обеспечить скорейший выпуск танков на новом месте.

Однако Уралвагонзавод — огромное, отлично спроектированное предприятие для производства крупных серий грузовых вагонов, располагая большими производственными площадями, мощной энергетической базой и крупными сталелитейными цехами, не имел в своем составе цехов для механической обработки деталей. Не было и термических цехов, кислородных станций, а действующие прессовый и особенно кузнечный цеха по своим мощностям совершенно не обеспечивали потребный выпуск поковок и штамповок. Создаваемый Уральский танковый завод в отличие от Харьковского, который получал от смежников весь комплект бронедеталей для корпуса и башен, должен был теперь все готовить сам. Мы должны были работать внимательно и расчетливо, чтобы рационально разместить весь необходимый комплекс танкового производства на имеющихся площадях

Собрав горы чертежно-технической документации по Уралвагонзаводу, знакомясь самым внимательным образом с цехами, оценивая их мощности, которые могут быть целиком использованы для производства необходимых заготовок и деталей, мы тут же выдавали руководителям действующих цехов задания на подготовку их к началу работы по производству новой продукции.

Нужно сказать, что руководство Уралвагонзавода, директор А.А. Александров и главный инженер И.Н. Перцовский, как и начальники цехов, делали все необходимое, чтобы вместе с нами быстрее определить задачи цеха и немедленно приступить к началу производства танков.

Не могу забыть эпизода, который имел место, когда мы, знакомясь с производством, зашли в малярно-сдаточный цех. Это было 18 сентября 1941 года, завод работал на полную мощность. В момент осмотра окрасочно-сушильных камер сопровождавший нас главный инженер вдруг в полном недоумении прервал свои пояснения, обратив внимание, что все мы, понурив головы, о чем-то глубоко задумались. У некоторых повлажнели глаза… Дело в том, что из сушильных камер начали выходить свежеокрашенные шестидесятитонные платформы, на которых трафаретом было написано: «Собственность завода № 183 им. Коминтерна. Построен Уралвагонзаводом 18 сентября 1941 года». Оказывается, в этот день был исполнен наш заказ на десять платформ, которые должны были срочно отправить на завод в Харьков. Мы, заказчики, стоим у этих платформ, а отправлять их уже некуда. Не вагоны поедут на завод в Харьков, а завод из Харькова вот-вот приедет к своим вагонам. Трудно нам было в этот момент. Вспомнили родной завод, конечно, о своих семьях, судьба которых была тогда неизвестна и о которых каждый, конечно, беспокоился.

Прошло несколько дней напряженной работы, стали вырисовываться контуры новых производств, выявилась необходимость в срочном строительстве дополнительных площадей для термообработки и правки броневых листов, установки парка металлообрабатывающих станков. Не было и свободных площадей для кислородной станции, установки дополнительных компрессоров сжатого воздуха, увеличения мощностей ремонтно-механического и инструментально-штампового цехов.

Решение этих вопросов заняло много времени. Возникали и принципиальные разногласия. Например, один из кузнечных цехов Уралвагонзавода — специализированный кузнечный цех по изготовлению поковок для вагонных осей, спроектированный по последнему слову техники, был оснащен тремя мощными ковочными прессами, манипуляторами, полностью взявшими на себя тяжелый труд кузнецов, а также механизированными толкательными печами для нагрева блумов, печами для термической обработки осей, двумя прессами для правки осей. Он, несомненно, представлял собой шедевр в области техники и организации производства не только для того времени, но и сейчас, спустя десятки лет, не имеет себе равных в отрасли вагоностроения.

На первый взгляд, оборудование этого цеха не могло быть использовано для производства танковых деталей. И порешили на его площадях разместить производство для чистовой термической обработки деталей, что хорошо обеспечивало их грузопоток, а механическая обработка основной массы шестерен и шлицевых валов производилась рядом, буквально за стенкой. Входивший в состав бригады начальник термического цеха В.И. Арсеничев тут же представил планировку цеха, предусматривавшую демонтаж всего уникального оборудования. Меня как кузнеца это покоробило, и я, может быть, как никогда ранее, вступил с начальником цеха и главным инженером, поддержавшим его, в довольно крупный технический бой. Я был уверен, убежден, что нельзя допустить демонтажа такого уникального оборудования. Оно может быть использовано, надо искать решения, считать варианты, главное не навредить! Однако по решению главного инженера готовился демонтаж оборудования. Дело спас неожиданный приезд главного инженера Мариупольского завода В.С. Ниценко и главного инженера Главного броневого управления Наркомтанкопрома Хабахпашева — крупных специалистов в области производства танковой брони, к которым я обратился за поддержкой. В результате наш спор разрешился не на конъюнктурном самолюбии, а технически грамотно и обоснованно. К утру следующего дня мы совместно с Арсеничевым при активной помощи и консультации Ниценко представили компоновочный вариант использования осепоковочного цеха для нового производства. Самое замечательное — все три ковочных пресса и другое оборудование сохранились на своих местах и с успехом использовались для изготовления броневых деталей.

После войны, когда завод вновь перешел на выпуск вагонов, этот цех почти без переустройства начал выпускать вагонные оси.

…Проектные работы подходили к концу, все цехи, службы активно включились в новое дело, переход на новый вид производства был обеспечен. И тогда прибывший с нашей группой помощник директора по рабочему снабжению М.С. Ситцевой, убедившись, что со снабжением продуктами питания дело плохо, предложил руководителю группы сообщить на завод в Харьков, чтобы оттуда организовали отправку в Нижний Тагил максимально возможного количества продуктов. Надо было обеспечить работников завода и их семьи питанием хотя бы на первый период, пока можно будет что-то предпринять и организовать на месте

Мы, как и все работники завода, получали по карточкам в основном только хлеб. В заводских столовых кормили раз в сутки. Обычно стояла длинная очередь за пшенным супом на первое и селедкой с перловой кашей на второе. В этой длинной очереди мы видели совсем уже пожилого вида человека с седыми усами и седой головой. Это был наш замечательный крупный ученый и академик Евгений Оскарович Патон, так много сделавший для технического развития государства, вложивший много труда и таланта в производство могучих танков.

Да, придется просить Харьков о необходимости отгрузки продуктов. Но как это сделать. Написать об этом по почте — маловероятно, что письмо дойдет. Сообщить открыто по телеграфу — недопустимо из-за характера содержания…

Среди нас был объявлен своего рода маленький конкурс по составлению подходящего текста телеграммы, которая бы четко и явно дала понять, в чем наша просьба, и чтобы любой другой, прочитавший телеграмму, не понял, что речь идет о продовольствии. Каждый пытался сочинить хитроумный текст, сочинял и я, но ничего путного не получалось. Но вот на стол положил свой вариант телеграммы начальник отдела материально-технического снабжения Виктор Вербицкий, веселый и находчивый человек, что называется, душа коллектива. Он использовал тот факт, что директором заводской фабрики-кухни в Харькове был некто Ходукин. И выдал такой текст конспиративной телеграммы: «Харьков. Максареву. Грузите максимум деталей Ходукина». Хитроумная телеграмма была немедленно отправлена. Как потом стало известно, прочитав телеграмму, директор как-то тяжело улыбнулся и тут же дал необходимые распоряжения. Теперь в каждом эшелоне с оборудованием мы получали и продукты питания. Несколько вагонов с мукой, картофелем, салом, растительным маслом, сахаром, луком, чесноком. Как бывает иногда в тяжелую годину, полезно и даже спасительно, если рядом с тобой находчивый и умный человек.

Мне сейчас вспомнился еще один такой человек — рабочий завода, сварщик Губарь. Он очень изобретательно выступал на ежегодных бал-маскарадах, которые устраивались в довоенные годы в заводском клубе «Металлист». Используя радостное для всех событие (с 1 января 1935 года по всей стране отменялась карточная система на хлеб), он явился на новогодний бал-маскарад в костюме, сшитом из… отмененных карточек, а на груди и спине у него были наклеены небольшие транспаранты с надписью: «Последний нынешний денечек гуляю с вами я, друзья!» Неудивительно, что он был удостоен первой премии

Но вернемся к нашим делам на заводе. 25 сентября 1941 года, как это было обусловлено еще перед нашим вылетом из Харькова, на Уралвагонзавод прибыл заместитель председателя Совнаркома СССР, нарком танковой промышленности Вячеслав Александрович Малышев. Внимательно выслушав каждого из нас, он самым подробным образом изучил подготовленные технологические планировки цехов, тщательно рассмотрел представленный нами новый генеральный план завода. Народный комиссар — опытный, широко образованный инженер, крупный специалист-машиностроитель, признанный авторитет танкового производства — сделал ряд замечаний технологам-механикам о необходимости оснащения техпроцессов высокопроизводительными, но простейшими по конструкции приспособлениями. Ведь работать на станках будут в основном женщины и подростки. Нам, металлургам, порекомендовал использовать мощности литейных цехов Уралвагонзавода и смелее переводить детали со штамповки на литье. Затем он как-то особенно пристально осмотрел всех присутствующих, медленно взял со стола цветной карандаш и размашисто расписался на том месте на генплане, где стояло «Утверждаю».

Нарком прошелся по кабинету, подошел к директору А.А. Александрову и приказал ему с сегодняшнего дня свернуть производство вагонов и временно передать руководство заводом главному инженеру завода № 183 П.М. Кривичу.

Так 25 сентября 1941 года появился Уральский танковый завод № 183 им. Коминтерна.

30 сентября мы с большой радостью встретили первый эшелон из Харькова. Прибыли конструкторский и технологический отделы, вся чертежно-техническая документация, прибыли наши семьи и, конечно, довольно обильные «детали Ходукина».

…Шел декабрь 1942 года. Красная Армия держала на железном замке у стен Сталинграда трехсоттысячную армию Паулюса. Танковые армии Манштейна прилагали все силы, чтобы разорвать кольцо окружения. Верховное главнокомандование наших вооруженных сил потребовало резко увеличить выпуск Т-34, чтобы укрепить этот участок фронта и обеспечить разгром немецких войск. Завод стал работать еще более напряженно. Партком организовал действенное и по-настоящему боевое соревнование цехов за досрочное выполнение декабрьского задания. К нам прибыл заместитель наркома П.М. Зернов, чтобы помогать заводу выполнить резко возросшее задание. На заводе постоянно находились секретари Свердловского обкома и Нижне-Тагильского горкома партии. Они оказывали оперативную и всяческую организационную помощь в выполнении графика по производству танков. Именно помощь, действенную, необходимую.

Напряжение росло ежечасно. Люди жили на заводе, буквально выбивались из последних сил. Все для фронта, все для победы. Однажды ночью, в первых числах декабря, меня срочно вызвал директор. Зная, что график изготовления заготовок и деталей у меня в цехе идет нормально, я с каким-то особым волнением вхожу в кабинет. За столом — директор завода Юрий Евгеньевич Максарев, главный инженер Лазарь Исаакович Кордунер и секретарь парткома — парторг ЦК на заводе Семен Андреевич Скачков. Перед ними — график выпуска танков, хорошо мне знакомый, но, оказалось, уже скорректированный под новые показатели, о которых я ничего не знал. Мне тут же дают задание: за первые две декады декабря обеспечить изготовление дополнительно к плану двухсот комплектов заготовок и деталей. Это значило, что мой цех, работая на пределе, сходу должен был увеличить изготовление большой номенклатуры заготовок и деталей почти в полтора раза! Это меня, признаться, ошеломило. И представить себе не мог, как организовать выполнение этого задания в такие сжатые сроки. Я пытался собраться с мыслями, но ничего не приходило в голову. Шли томительные секунды, я молчал. Видя мое замешательство, главный инженер сказал: «А нельзя ли срочно установить пару прессов, изготовить несколько комплектов штампов и этим обеспечить выполнение срочного и важного задания? Подумай и скажи, чем тебе мы еще можем помочь».

Нужно сказать, что кроме очень большой номенклатуры заготовок и деталей для танков мы ежемесячно изготовляли 300 комплектов броневых деталей для корпуса самолета ИЛ-2, сборка которого шла на соседнем заводе, сотни тысяч штук штамповок для крупных фугасных бомб, тысячи заготовок для артиллерийских передков — все это загружало оборудование цеха до предела.

Быстро осмысливая предложение главного инженера, я подумал, что установка дополнительного оборудования отнимет драгоценное время и тогда не успеть с выполнением задания. Поэтому единственный выход — это срочно изготовить новые комплекты штампов и переключить оборудование, занятое изготовлением штамповок для ИЛ-2, на производство заготовок для танков и танковых корпусов. Такой вариант решал поставленную задачу, но при этом в декабре корпусов для самолета не будет.

Понимая, что такое мое предложение будет выглядеть дико, я не решался его высказать. И тут неожиданно из смежной комнаты выходит замнаркома П.М. Зернов, видимо, внимательно слушавший, что происходит, и, обращаясь ко мне, говорит:

— А что если в декабре приостановить выпуск брони для ИЛ-2? Тогда ты обеспечишь танки всем необходимым до 20 декабря.

Неожиданно для себя я буквально выкрикнул: «Совпало, Павел Михайлович, совпало!»

— Что совпало, о чем это ты? — вмешался в разговор директор, который, как я понял, был такого же мнения, но власти для принятия окончательного решения не имел.

— Тогда так и решим, — твердо и категорично заявил Зернов и, повернувшись в сторону директора и главного инженера, спросил:

— Начальник цеха прав. Но справится ли он с этим заданием в назначенные сроки?

Все кивком головы ответили положительно. Мне было приказано приостановить производство деталей для ИЛ-2, оперативно перестроить работу цеха и к утру представить на утверждение новый график выдачи на сборку заготовок и деталей.

…С тяжелым сердцем я возвращался в цех. В голове все яснее вырисовывалась новая организация производства. Но смогу ли я организовать выполнение задания в срок? Нужно сесть за стол с карандашом и все просчитать. Потребуется большая помощь и совет моих помощников, начальников участков, рабочих-ветеранов. Нужна помощь партийной организации, нужно умело мобилизовать почти тысячный коллектив цеха.

Я даже как-то успокоился. Вдруг пронзила мысль: приостановлю выпуск бронедеталей для самолетов и этим сорву план производства механосборочного цеха, занятого только изготовлением корпусов для ИЛов. Поставлю под удар коллектив другого цеха, оставлю его без деталей. Это что же получается? Стыд охватил меня.

Кроме того, начальником цеха ИЛов был мой близкий друг, с которым мы отлично сработались, очень дружили и по-братски относились друг к другу. Как же я могу допустить такое, как могу?.. Нет, нужно что-то придумать, что-то изобрести новое, искать выход, чтобы обеспечить деталями танки и броней ИЛ-2. Как найти такие возможности, есть ли они?

С этими мыслями и сомнениями я вернулся в цех и тут же, соединившись по телефону, попросил начальника цеха МСБ-6 М.С. Писаревского зайти ко мне. Как только мой коллега вошел в кабинет, я поднялся к нему навстречу, запер дверь на ключ и в одно дыхание выпалил ему все, что было решено 15 минут назад на совещании у директора завода. Мой друг, не успевший еще присесть, как-то нервно стал вытаскивать папиросу из коробки и с опущенной головой буквально рухнул как подкошенный на диван. Ему было невыносимо тяжело, и я его понимал.

Следует сказать, что цех, которым руководил Писаревский, до эвакуации на Урал находился в составе запорожского завода «Коммунар» и был спецпроизводством. В Нижний Тагил этот цех прибыл отдельно от своего завода и не совсем тепло был принят. Обеспечивался оборудованием, оснасткой и людьми далеко не наравне с танковыми цехами. Благодаря большим организаторским способностям, кипучей энергии, завидной настойчивости, большому опыту работы этот совсем еще молодой человек быстро наладил работу цеха, ритмичный выпуск броневых самолетных корпусов и встал в один ряд с передовыми танковыми цехами. И вот теперь получается, что цеху запланирован срыв декабрьского и годового плана. Отчаянное положение, военное время…

Мы молчали, сидели и курили. Как выполнить задание и не сорвать планы? Помолчали еще полчасика в томительном ожидании чего-то. А потом мало-помалу стали прикидывать разные варианты, порой несбыточные. И, поверьте, вскоре осенило! До 20 декабря полностью закрыть на замок цех ИЛов и всех рабочих, ИТР и служащих в количестве трехсот человек направить ко мне в цех, чтобы досрочно выполнить увеличенный план и создать задел по всем деталям на первую декаду января. А с 20 декабря направить человек 400—500 из моего цеха на помощь цеху МСБ-6 и общими силами изготовить заданные 300 броневых корпусов для самолетов ИЛ-2. Эврика!

Только бы не допустить хаоса и неразберихи, которые погубят дело. С помощью руководящего состава обоих цехов мы составили задания участкам, усиленно укомплектовали рабочие места, назначили ответственных за выполнение только что разработанных графиков.

Как мне было приказано, рано утром через начальника производства я передал директору новый график подачи танковых и корпусных деталей. О графике ИЛов, который мы разработали параллельно, я не доложил ни слова. Работа закипела. Это был прорыв. Люди работали самоотверженно, откуда только силы взялись! Никаких простоев оборудования, никаких перебоев со снабжением, никаких перекуров. Огромный коллектив, как единый грандиозный маховик, все подчинил своей созидательной воле. Только бы выдержала железка!

Позволю себе небольшой экскурс в историю. Для пополнения экономики фашистского рейха рабочей силой были завезены с оккупированных территорий 12 млн. человек. Собственные людские ресурсы в максимальной степени направлялись на укомплектование вооруженных сил. Это позволило довести призыв до 21 процента от численности населения страны. Кроме того, Германия насильственно мобилизовала население завоеванных стран. Около двух миллионов человек пополнили вермахт и войска СС. Из них было сформировано 59 дивизий, 23 бригады, несколько отдельных полков. Они носили наименования по их государственной и национальной принадлежности: «Валлония», «Богемия и Моравия», «Викинг», «Денемарк», «Фландрия», «Шарлемань» и многие другие.

Лишь один пример. Маленькая Дания выпускала для вооруженных сил Германии дизель-моторы для подводных лодок, запчасти для самолетов, взрывчатые вещества, обмундирование и обувь. В сфере военного производства активно участвовало более 260 фирм.

В Советском Союзе призыв в Вооруженные силы в 1941—1945 гг. составил 19 процентов. Большая часть призывного контингента имела бронь — шахтеры, машинисты железнодорожного транспорта, рабочие, инженерно-технические работники военных и других заводов. Наши воины совершали подвиги на полях сражений, наши труженики тыла совершали подвиги на своем рабочем месте. И мы переработали врага.

…Как мы условились, всей сложной подготовкой производства отлично управлял М.С. Писаревский. Я занимался технологией и организацией производства. И так час за часом, день и ночь, весь месяц без передышки.

И вот 19 декабря, на день раньше срока, мы все отдали танкистам и бронекорпусникам на декабрьский план, а 30 декабря сдали военпреду последний трехсотый бронированный корпус для штурмового самолета ИЛ-2. Нашей радости не было предела. Мы оба, как мальчишки, выхватили из рук военпреда подписанный им формуляр о приемке и помчались к директору завода. Доложить лично нам не удалось. Директор проводил большое совещание, мы тут же составили коротенькую докладную записку и через секретаря передали ее Ю.Е. Максареву.

Не прошло и пяти минут, как открылась дверь директорского кабинета и оттуда вышел главный инженер Л.И. Кордунер. Он горячо пожал нам руки, по-отечески обнял и тут же, достав из кармана, вручил нам талоны — премию на два кожаных пальто

Через месяц, в конце января 1943 года, за образцовое выполнение задания правительства по выпуску танков большая группа работников завода была награждена орденами и медалями. Среди награжденных были и наши фамилии. Писаревского и меня наградили орденами Красной Звезды.

Рассказ сборщика Ивана Брыкина

— Что говорить, когда вы на конвейере не стояли. Тоска одна. Правда, в войну не до тоски было — как пройдешь мимо репродуктора, услышишь: «Наши войска сдали город Харьков», душа переворачивается. Люди как один были. Я всю войну рядом с мужиком на сборке стоял — душа в душу жили, пока плохо было на фронтах, а стали мы город за городом назад отбирать, победа приблизилась — я его поближе рассмотрел — жлобом оказался. О чем бишь я?

Харьковчане привезли сюда, на Урал, все, чтобы танк пошел. Он ведь был принят до войны, на доделки средств не давали. А тут Гитлер, мать его в душу, помог танку. Все сразу нашлось — и средства, и возможности. На меня этот танк как снег на голову свалился. Жили мы тут, в поселке, чуяли — до нас немец через Уральский хребет не дотянется. А тут слух: танковый завод к нам жить едет. Я из-за природной хромоты от фронта освобожден был. Так на конвейере и простоял. Два ордена имею — Трудовой и Красную Звезду. Медали тоже. Ничего, не хуже других. Жалко, что не войны инвалид…

Сам я встречать эвакуированные эшелоны не ходил, их приход на мою смену попадал, а жена, как же, пошла. На квартиру двух девушек взяла, такие красавицы были.

…Так вот, сборка, понимаете, важное дело, когда из отдельных частей вся машина собирается. Тут гляди да гляди — весь брак, что прошел в других цехах, на сборке боком выходит. И уж тут никаких, как говорится, уступок не может быть, заставляли переделывать. Приравнивали это к предательству, скандал. Зато исправились нерадивые. А результат каков: на конце конвейера стоит он, голубчик, на своих гусеницах — броня крепка, и танки наши быстры!

Вспоминается один день: выделили меня от сборочного цеха в группу по сдаче танковой дивизии наших машин. Вечером было дело. Зимой. Сошлись мы — конструктора, рабочие, испытатели. Ждем танкистов. Недолго ждали — приехали они. Молодые такие, бравые, веселые. «Давайте, — говорят, — ваши автобусы, мы на них в Берлин въедем». Тогда до Берлина далеко еще было. Танки стоят — один к одному. Все наши бессонные ночи, все переработки в них… Зеленоватые. Форму я их уж очень люблю. Все в этой форме к месту, к делу — и пушка ни меньше ни больше, чем надо, и дуло самой что ни на есть точной длины — смотрится. Один испытатель, с длинным таким лицом, быстрый, как кошка, забрался в люк, выглядывает оттуда, ждет команды. И все на директора глядят — он скомандовать должен. И вот танк зашумел и двинулся, за ним — другие. Проехались по двору разок. Наутро сами танкисты должны были вывести их к платформам. Всю ночь мы с бригадой возились — доводили машины, последние штрихи к прическе делали.

Утром вышел я из ворот, чтобы дома отоспаться — ахнул. От самых дверей заводских шпалерами стоят люди. Зима злая, рассвет поздний. Еще только светает, а они уже стоят. Стоят и молчат. Бабы в ватниках, в платках. Многие с детьми. Я вышел из ворот, увидели меня — шумок прошел. Бабенка из рядов кричит: «Скоро ли танки выйдут? Мы тут окоченели». Ждать-то ее заставляла тревога-матушка, она с нею и на смену шла, и в кровать ложилась. Иду я, хромаю по этому коридору людскому, и, верьте, от баб такая сила исходит, аж жарко. И откуда она только есть, сила в наших бабах? Не зря говорят, где-то я слышал, что бабы наши монгольское нашествие застопорили. Как увидали их красоту кочевники, да так и оставили всю свою силу… Так вот, хромаю я по коридору людскому, слышу — зарокотало за спиной. Обернулся, в ряд встал. Медленно так раскрывались заводские ворота, первый танк пошел. Там, в цеху, я привык к нему, и размеры виделись как-то по-другому, а тут на снегу он выглядел — любо-дорого посмотреть. Как глыба наплывал, и гудел мощный мотор — земля дрожала. И тут, как только первый танк вышел, весь этот народ стал криком кричать. Чего только ни кричали: и «ура» тут было, и всякое слово — победа, да здравствует, и просто гудели голоса, плачи женские, крики радости… Вот он прогудел мимо меня, второй в воротах показался, я смотрел вслед первому — он уходил на фронт. Навсегда

Хорошую мы сшили одежду, броневую. Пусть она убережет наших солдат от фашистских притязаний, а пушечка отбой смертельный даст, а гусеницы стальные раздавят гадину…

* * *

Последние годы войны, уже с 43-го года, завод работал по-прежнему напряженно, но уверенно и ритмично. Со сборочных конвейеров точно по графику уходили машины на фронт. У руководства стало больше возможностей заниматься вопросами улучшения бытовых условий работающих, их семей. Постоянное внимание стало уделяться вопросам экономики, активно занимались механизацией тяжелого ручного труда.

Высокий уровень технического руководства умело и квалифицированно обеспечивал главный инженер, четкое оперативное руководство цехами осуществлял производственный отдел. Это позволяло директору завода все больше и больше заниматься, как сейчас говорят, социалкой. Активно подключилась к этому партийная организация, улучшение быта трудящихся стояло в повестке дня. Была рационализирована структура управления во всех производственных подразделениях. Между цехами началось соревнование, кто быстрее, лучше и больше сделает в этом важном деле.

Забот было более чем достаточно. За нашим цехом было закреплено семь бараков и землянок, детский сад и клуб на поселке, за состоянием которых мы следили и отвечали. Мы создали в цехе большую, хорошо оборудованную столовую, которой оказывали повседневную помощь. Те, кто был занят на тяжелых и горячих работах, получали питание по повышенным нормам. В цехе работали сапожная и пошивочная мастерские, своя парикмахерская. Мы пошли дальше других, организовали свинооткормочную ферму, где содержали 60—70 животных — солидное подспорье к нормируемым продуктам.

Все это требовало много времени и постоянного внимания. С этим отлично справлялся начальник цеха Г.А. Козлов, энергичный и душевный человек

Вспоминается, с каким вниманием и удовлетворенностью все мы следили за постройкой целого квартала новых благоустроенных домов, довольно большого участка индивидуальных усадеб. Было изготовлено несколько десятков специальных машин, сконструированных на базе танков Т-34 для рубки и транспортировки леса, для вспашки земли, расчистки дорог. Была решена проблема обеспечения жилстроительства деловым лесом, а жилища — топливом. Механизировали сельхозработы на обширных площадях под посадку картофеля, капусты, моркови, свеклы. Танковая индустрия помогала налаживать мирную жизнь. Люди чувствовали приближение Победы.

Ритмичная работа, заметное улучшение бытовых условий, внедрение целого ряда мероприятий по усовершенствованию технологических процессов и механизации трудоемких работ дали свой эффект — увеличилась производительность труда.

В нашем цехе выросли замечательные кадры передовиков — ударники стахановского труда — так говорили про них. Это были настоящие асы, мастера своего дела: кузнецы А. Коваленко, А. Лукиных, А. Пупышев, штамповщики А. Смирнов, Сима Уздемир, выполнявшие по две, три нормы! Как красиво они работали! Вправду говорят: что красиво — то и совершенно. Созерцание их работы, общение с ними запомнилось на всю жизнь.

Огромную работу по организации соревнования проводили партийная, профсоюзная и комсомольская организации цеха, которыми руководили замечательные, энергичные люди — настоящие лидеры Л. Вакнек, А. Мазур и Дина Мурзина

Главный успех был в том, что соревнование переросло в массовое движение, обрело крылья. Как неожиданно и чудесно раскрылся талант каждого! Вот что делает труд истинно свободных людей.

Это открывало неожиданные возможности: в 1944 году вместо двух смен по одиннадцать часов перейти на двухсменный график по восемь часов, организовав третью, ночную, смену как наладочную, подготовительную. Это был настоящий прорыв! Смелый и решительный шаг!

На протяжении всей моей более чем сорокалетней работы на крупных заводах не раз убеждался в том, что там, где созданы оптимальные условия для деловой и дружной работы, где руководители предприятия и цехов представляют большим и малым руководителям возможность самостоятельно трудиться, не дергают их по всяким мелочам, не придираются к неизбежным промахам — там, как правило, всегда высокий уровень производства, постоянный приток творческой инициативы.

…Замечали вы в человеке одну особенность: искать и находить себе опору в трудную минуту и, найдя ее, не ощущать уже особой трудности? Эта «опора», этот кто-то порой и сам не знает, что несет на себе груз наших надежд.

Эти люди — хозяева жизни. Им не обязательно возвышаться чином над другими. Поступки их всегда определенны, точны, несомненны. Сделают ошибку — не мучаются, не пытаются доказывать, что это не ошибка. Исправляют ее столь же решительно и открыто, сколь откровенно ее совершили. Правда, такие люди реже ошибаются, чем те, кто живет в рефлексиях и комплексах, боясь обнаружить слабость, страшась ошибки.

Хозяева жизни всегда окружены людьми, их заботами и проблемами, их горестями и реже — радостями. Они не требуют благодарности за помощь, да вряд ли ощущают, что помогли кому-то. Все как будто дается им легко. В самом деле, что может быть легче ходатайства перед кем-нибудь за другого человека? Или размышления, как помочь другому в его беде? Но ведь хозяин жизни и сам живое существо, и с ним может произойти несчастье. В том-то и дело, что у этого человека вроде бы никаких проблем и не бывает. Никто никогда не видит его озабоченным, никто не знает, где и что у него болит, никому в голову не приходит помочь ему.

Жила в поселке одна женщина, мать пятерых детей, овдовевшая в первые годы войны, растила сироток. Всегда она в заботах и хлопотах и больше не по своим делам. «Куда, — спросишь ее, — идешь?»

— Да вот к одной бедолаге. Мужа похоронила. Дочка у нее. Трудно ей, сама больная. Я ей по вечерам пирожки ношу. Посидим, попьем чаю, она и оттаивает. И мне как-то легче.

Много ли , мало ли таких людей… Есть они всюду. На том стоит страна.

В первые дни войны, когда весь завод с техникой и чертежами, с рабочими и их семьями грузили в вагоны, ни у кого не возникло сомнения в том, что начальником первого эшелона должен стать директор, то есть отвечать за все и за всех. И сразу же, как это решение состоялось, люди вздохнули облегченно. Появилась у них стена, на которую можно опереться и жить, надеяться и выжить.

И потом, в эвакуации, продолжалось это чувство опоры. И ведь не подвело. Как мало мы еще знаем о тайнах нашего бытия, спасительных и необходимых.

…Несколько лет спустя, уже после войны, мне довелось быть по делам завода в Челябинске. В это время директором тракторного завода там был недавно назначенный Семен Андреевич Скачков, ранее много лет работавший у нас на заводе. Естественно, мне хотелось его повидать, и такая встреча состоялась поздно вечером в его рабочем кабинете.

Поразило, что в такой поздний час директор сидит за письменным столом и сосредоточенно работает, разбирается с горой деловых бумаг и почтой за истекшие сутки.

— Семен Андреевич, — обращаюсь я к нему, — почему у вас на ЧТЗ такая огромная почта, ведь и наш завод по величине и значимости, как говорится, дай боже, а почта у директора в два, а то и в три раза меньше?

— Здесь, понимаешь ли, совсем другая постановка дела, — отвечает он,— там, у нас, почта у директора состояла в основном из переписки завода с другими организациями, там я почти никогда не встречал докладные и служебные записки от начальников цехов, в которых они жалуются, что им тот или иной цех несвоевременной подачей деталей срывает работу, другие — на плохую работу отдельных служб заводоуправления и т.п. Здесь же любят письменно закрепить свои жалобы, хотя ранее я это слышал на оперативках по селектору и уже принял соответствующие меры. Вот и приходится тратить время на эту малополезную работу. Такая же переписка и у главного инженера, и у начальника производства завода. Много времени уходит на эту мелкую опеку цехов, вместо того чтобы заниматься решением перспективных вопросов. За короткое время моей здесь работы еще не удалось изменить стиль делового общения между начальниками цехов и управленческими службами, как это здорово было отработано у нас.

Совсем не хочу как-то принизить уровень работы этого завода-гиганта в те годы, просто хочу подчеркнуть, как важна дружная, деловая коллективная работа на любом большом или малом предприятии. И на нашем заводе, где была широко организована внутризаводская кооперация, часто имели место случаи несвоевременной поставки заготовок, деталей и узлов из цеха в цех, как это предусмотрено технологической расцеховкой и заданием производственного отдела. Но эти явления в подавляющем большинстве случаев рассматривались оперативно, задолго до заводского рапорта по селектору, начальниками соответствующих цехов для быстрейшего устранения напряжений и безусловного обеспечения нормальной, бесперебойной работы главного сборочного конвейера завода. И только в тех редких случаях, когда руководители цехов и отделов заводоуправления не находили требуемого решения, эти вопросы выносились на заводской рапорт или непосредственно к начальнику производства, который принимал необходимые решения и «обжалованию не подлежали». К директору завода такие вопросы переносились в исключительных случаях. Каждый из руководителей получал возможность работать вполне самостоятельно. Директор, главный инженер, начальник производства так организовали совместную работу, что не мешали друг другу, взяв на себя всю полноту ответственности за порученную отрасль деятельности.

Звездный час поколения великих остался в сороковых, неповторимых. Он воплотился в мощную, хорошо организованную индустрию, родившую совершенные машины, которым не было равных.

СЛОЖЕНИЕ СИЛ

Их подвиг был равен совершенному в бою. Если подвиг в бою происходит в решающие мгновения, то подвиг трудовой длится нескончаемую вечность. Дни и ночи сливаются в непрестанном пребывании у заводского горнила, конвейера, станка и молота. Казалось, что сама война устала, да только не они.

Дыхание времени нам доносят люди, которых с нами теперь нет. Но остались их воспоминания, документальные свидетельства жарко дышащей эпохи.

Суровое было время, но какие теплые, искренние душевные слова открывают нам пожелтевшие страницы тех лет. В семейном архиве старшего сына Вильяма Владимировича Тантлевского хранятся газеты, грамоты, письма… Вот текст благодарственного адреса отцу от 27 мая 1945 года: «За безупречную работу на заводе № 183 по выпуску первоклассных танков приказом Народного Комиссара Танковой промышленности Союза ССР т. Малышева Вам объявлена благодарность

Поздравляем Вас с выпуском юбилейного танка и желаем впредь быть таким же образцовым работником нашего славного коллектива, каким Вы показали себя, работая на заводе в годы Великой Отечественной войны».

А вот текст грамоты от 23 ноября 1945 года несколько необычного содержания: «Товарищу Тантлевскому В.А., особо отличившемуся в работе по улучшению бытовых условий жизни рабочих, ИТР и служащих завода

За проявленную Вами инициативу, энергию в работе по подготовке общежитий цеха № 630 к зиме 1945—1946 гг. выносим Вам благодарность. Желаем Вам и впредь отличиться в почетной работе по улучшению жилищно-бытовых и культурных условий жизни трудящихся завода. Директор. Парторг. Председатель завкома. Комсорг».

Кто теперь и где может получить такое за почетную стахановскую работу? Немыслимо. Те дни, как священный завет отлетевшего времени, еще живы в семейных архивах.

А вот некоторые заголовки газетных публикаций тех легендарных лет: «Расстановка сил и план», «Руководство и контроль», «Расхитители наказаны», «Чуткость и отзывчивость», «Новое достижение токаря Татаурова», «Цех переходит на хозяйственный расчет». Пульс времени, дыхание эпохи…

В.А. Тантлевский был еще и рационализатором, печатал свои статьи в специальных технических изданиях, технических бюллетенях и листовках.

К своему 60-летию, уже будучи главным инженером Брянского стальзавода, Владимир Абрамович Тантлевский получил много теплых, искренних поздравлений и среди них — от руководства Уралвагонзавода: «Главным в Вашей работе было и есть направление на научно-технический прогресс, постоянное совершенствование и развитие механизации производства и технологических процессов. На всех участках трудовой деятельности Вы проявляли инициативу, творческий подход, завидную энергию и человечность». Конечно, отдельное сердечное поздравление прислали и кузнецы — работники его родного цеха № 630

Совершенно неожиданно обнаружилось, что в военное время самым действенным побудительным мотивом был не суровый приказ, а просьба, высказанная обезоруживающе добродушно, в которой нельзя было отказать.

Владимир Абрамович был разносторонне одаренным человеком. Хорошо рисовал, обладал приятным баритональным голосом. Казалось бы, явные наклонности, которые проявились рано, несомненно и окончательно. Но время было такое, что требовало притока молодежи в тяжелую индустрию. Строилось множество предприятий тяжелого и среднего машиностроения. Для заводов нужны были квалифицированные кадры. Не прихоть, а веление времени. Иначе нас раздавят, капиталистический мир косо смотрел на первую в мире страну, где нет богачей, где провозглашено социальное равенство, где для каждого широко открыты двери любых учебных заведений, клубов и спортзалов — и все это бесплатно, и ты здесь хозяин.

Шестнадцатилетний юноша выбрал свой путь. Он успешно сдал экзамены в Харьковский машиностроительный техникум. И через четыре года получил диплом техника-технолога. Работал в Луганске, Макеевке, Харькове. Четко обозначен его профессиональный рост. В два предвоенных и военные годы он — главный технолог, замначальника цеха, начальник цеха. Более десяти лет — главный инженер Бежицкого сталелитейного завода (г. Брянск). Все его таланты, музыкальные, художественные, научно-технические, воплотились в детях: все трое сыновей отлично учились в школе, старшие чуть не дотянув до медалей, зато младший — Валерий, закончил ее с золотой. Все трое закончили музыкальную школу, играют на фортепиано, прекрасно поют. Все трое стали инженерами, закончив замечательный вуз — Брянский институт транспортного машиностроения (БИТМ), ныне технический университет.

Старший и младший остались верны своей технической специальности: Вильям около пятидесяти лет отработал на руководящих должностях на Калужском машиностроительном заводе, а после увольнения был приглашен в детскую школу искусств № 2 им. С.С. Туликова. Валерий — профессионал высокого класса в отрасли турбиностроения, более сорока лет трудится на знаменитом Кировском заводе в Санкт-Петербурге. Средний сын — Евгений, также посвятивший первые годы трудовой деятельности инженерному труду на заводах Рязани и Брянска, затем решительно поменял сферу приложения сил и способностей: в течение нескольких десятков лет он работает в спорте, возглавляя до самого последнего времени крупную легкоатлетическую детско-юношескую школу олимпийского резерва. Одновременно в течение многих лет является успешным тренером, чьи воспитанники в разные годы входили и входят в состав сборной команды страны. Успехи братьев в искусстве и спорте отмечены Указами президента: Вильям — заслуженный работник культуры России, Евгений — заслуженный работник физической культуры России.

Успехи сыновей — это как бы отчет перед родителями, памятью о которых они дорожат

* * *

…Вернемся в 1938 год. На завод прибыл новый директор. Это было тяжелое для Харьковского ордена Ленина завода № 183 лето. Многотысячный, хорошо слаженный коллектив, флагман машиностроительной индустрии Украины, известный своими революционными и трудовыми традициями, находился в тяжелом состоянии.

После необоснованных репрессивных событий 37-го года поредели ряды руководящих кадров, создалась обстановка неуверенности. Не было ни директора завода, ни главного инженера. Их обязанности по совместительству исполнял недавно назначенный начальник производства, бывший начальник кузнечного цеха Петр Павлович Парфенов, молодой, но достаточно опытный инженер, принципиальный и энергичный. Однако так продолжаться не могло

В этот период Центральный комитет партии создал институт парторгов ЦК ВКП(б) на крупных предприятиях страны, куда подобрали энергичных, опытных коммунистов, хорошо знающих производство. Первым парторгом на наш Харьковский завод был назначен Алексей Алексеевич Епишев, тридцатилетний военный инженер, только что закончивший Военную академию механизации и моторизации РККА (ныне Военная академия бронетанковых войск). Это ему, предельно честному человеку, полностью доверилась партийная организация завода, насчитывающая в своих рядах более 3 тысяч человек. Его избрали в состав парткома, а потом и секретарем. И он с большим тактом, не бередя раны, в довольно короткий период времени сумел восстановить деловую товарищескую обстановку. Коллектив вновь стал набирать силы.

В это время на завод прибыл новый директор. Если ранее директорами были только выходцы с нашего Харьковского паровозостроительного, то этот был со стороны. Что он собой представляет как инженер и хозяйственник, как справится с таким огромным и сложным оборонным заводом, никто не знал. Все эти вопросы и сомнения возникали почти у каждого из руководящих работников цехов и отделов. Конечно, новый директор об этом догадывался. Эту «проблему» прорабатывал и партком, и его секретарь А.А. Епишев, хорошо чувствовавший жизнь завода и ход мыслей рабочих, руководителей подразделений. Он и партком дали понять, что сейчас наступило время, когда нужно прекратить всякие речи и заявления демагогов. К ошибкам прошлого возврата нет. Нужна деловая обстановка, успешное выполнение государственных заданий.

На состоявшейся партконференции нового директора избрали в состав парткома. Это был Юрий Евгеньевич Максарёв, 35-летний молодой человек, высокий, богатырского сложения, с добрым, почти юношеским лицом. Он быстро расположил к себе людей. Выпускник Ленинградского технологического института, по специальности — инженер по горячей обработке металлов. До назначения в Харьков он успел поработать на Путиловском (Кировском) заводе мастером, начальником кузнечного цеха, начальником танкового отдела, зам. гл. инженера.

Он оказался человеком высокой культуры, обширных знаний, страстным любителем всего нового и прогрессивного в технике. Он сумел быстро сплотить вокруг себя слаженный коллектив преданных делу, опытных и энергичных руководителей цехов и служб. Он постоянно бывал в цехах, внимательно выслушивал мастеров, начальников участков и цехов, оперативно оказывал практическую помощь. Много внимания уделял молодежи. В этот период на руководящие должности была выдвинута большая группа молодых, талантливых инженеров: товарищи Середа, Сойбельман, Ратинов, Кривич, Веретник, Шейко, Скачков, Юдин, Шумов, Масленников, Смородинский и многие другие.

Завод быстро наращивал мощности, успешно справлялся с выполнением специальных заданий правительства. Наращивал выпуск танков, массовое производство специальных механизмов-приспособлений к грузовым автомобилям, обеспечивающих им высокую проходимость в условиях заснеженной местности на театре военных действий нашей армии с Финляндией. Мощно и производительно работали все коллективы цехов.

Начало работы нового директора совпало с началом нового этапа советского танкостроения, создания первых оригинальных конструкций советских средних танков, разработанных конструкторским отделом М.И. Кошкина.

Здесь впервые в мире рождались зачатки конвейерной сборки танков, которые особенно развились потом на Урале в годы Великой Отечественной войны.

Ярко проявилась незаурядная способность Ю.Е. Максарёва оценить достоинства новой машины и со свойственной ему энергией и настойчивостью поставить вопрос перед наркомом В.А. Малышевым и начальником главка А.А. Гореглядом о необходимости выпуска танков Т-34 с устранением по ходу дефектов и внедрением конструктивных усовершенствований. Настоятельные требования привели к рассмотрению этого вопроса у наркома обороны Маршала Советского Союза К.Е. Ворошилова, который поддержал предложения завода; были санкционированы работы и по модернизации машины.

Директор придавал особое значение совершенствованию технологии производства, создал высококвалифицированный технологический отдел по танкостроению, куда вошли самые опытные технологи: Ратинов, Мельников, Чинов, Померанцев, Соколянский, Портной. В короткие сроки была создана стройная организация серийного производства танков

С 22 июня 1941 года завод, привыкший работать мобильно, быстро перестраивался на военный лад. Призыв «Все — для фронта!» стал первой заповедью для нас

Враг приближался к Харькову, стало очевидным, что необходимо головной танковый завод страны перебазировать на восток. Вскоре на Уралвагонзавод эвакуировались и другие предприятия: Мариупольский завод им. Ильича, Московский им. Орджоникидзе, производство авиационных бронекорпусов из Запорожья, Бежицкий (г. Брянск) сталелитейный. Несколько позднее — большая часть работников Харьковского и Сталинградского тракторных заводов.

Что это была за эпопея, это ведь не чемодан с вещичками прихватить, трудно себе представить, даже нам самим в это верится с трудом. Но это грандиозное переселение, не имеющее себе равных в мире, происходило на наших глазах.

Как невыносимо больно было харьковчанам взрывать заводскую электростанцию, затушить мартеновские печи и взорвать вагранки, чтобы оставить врагу только одни руины, горы искореженного металла и щебня. Так тяжело было и тагильчанам смотреть, когда 25 сентября 1941 г. они, выполняя приказ наркома, стали демонтировать построенные ими цехи, резать огромные вагонные приспособления, разбирать конвейеры сборки тележек и вагонов, чтобы в кратчайшие сроки подготовить площади для монтажа оборудования и производства танков.

Чтобы полнее себе представить нужды фронта в осенний период 41-го, приведу некоторые выдержки из стенограммы выступления В.А. Малышева на совещании начальников цехов и служб завода в Нижнем Тагиле. Суровые слова.

«…Начальники цехов должны проводить строжайшую дисциплину. Все прибывающие работники обязаны на следующие же сутки приступить к работе. Сократить штаты ИТР на 40—50 процентов, 400 человек инженерно-технических работников и 500 служащих послать на рабочие места токарями, фрезеровщиками, слесарями, кузнецами. Серьезное внимание сейчас надо уделить воздействию на всякого рода лодырей и разгильдяев. Нельзя сейчас быть милостивым к единицам и губить миллионы. Помнить одно — любыми средствами, но выпускать танки. Преодолевать любые трудности — но выпускать танки… Товарищ Сталин перед моим отъездом на Урал сказал: «Передайте танковым заводам, что если программа по танкам за ноябрь и декабрь будет выполнена, то мы наградим большое количество орденами и присвоим звание Героя Социалистического Труда, а кто плохо работает и не хочет работать — будем судить».

Проблема с обеспечением танкового производства руководящими и рабочими кадрами была действительно сложной. Много тысяч работников Уралвагонзавода ушли на фронт. Необходимо было не только укомплектовать все цехи рабочими кадрами, но и в возможно короткие сроки обучить их необходимым производству специальностям

Положение усложнялось еще и тем, что временно руководивший на новой площадке главный инженер завода № 183 Кривич и помощник директора по кадрам Фирсов допустили крупную ошибку, противопоставив харьковчан работникам-уральцам, — дескать, слушай только мою команду, чем оттолкнули от себя значительный и квалифицированный коллектив. Исправлять положение пришлось директору Максарёву и парторгу Скачкову в первые же дни их прибытия из Харькова.

Максарёв со свойственным ему тактом умело привлек и расставил руководящий состав в соответствии с производственным опытом и умением организовать коллектив независимо от того, откуда кто прибыл. На руководящие посты были назначены работники Уралвагонзавода товарищи Чурин, Штаркман, Козлов, Грачев, Маляров, Перцовский, Полтарацкий, работники Мариупольского завода товарищи Ниценко, Гроссман, Буслов, Титаренко, Афонин и др. Своих и чужих быть не может. Главный инженер Кривич от должности был освобожден и назначен начальником сборочного цеха.

Директор добился направления на завод большого количества рабочих из числа трудармейцев (это будет лучшее перевоспитание), на завод призвали много молодежи. Это заметно выправило положение дел. Начальники цехов, участков и мастера почувствовали полное доверие и уважение к себе, с особой энергией взялись за обучение прибывших кадров. Работа быстро налаживалась.

Роль и авторитет директора проявились теперь с новой силой. Ему не требовалось дважды повторять свои распоряжения, они выполнялись с большим желанием и душой. Часто, подписывая указание тому или иному начальнику цеха, подготовленное в заводоуправлении и начинавшееся словами «обязываю Вас», он аккуратно перечеркивал слово «обязываю» и над ним писал «прошу». Такое обращение к руководителям цехов не оставалось незамеченным, поручения выполнялись в самые сжатые сроки.

Нет, директор был не только мягкосердечным руководителем. Когда нужно, умел быть решительным и категоричным, но никогда не был грубым.

Вот еще один весьма характерный случай. В первые недели работы завода на Уральской земле Максарёв вызвал к себе старого, опытного токаря-карусельщика А.А. Богослова и попросил его перейти на 20 дней в другой цех, чтобы помочь там в обработке очень сложной детали и заодно обучить своему искусству двух карусельщиков. Зная, что и у себя в цехе он необходим, этот токарь-ас решил одну смену продолжать работать на своем рабочем месте, а вторую — в другом цехе. Директор, узнав об этом и понимая, что токарь Богослов лишил себя отдыха, возмутившись, сказал ему: «Кто вас заставил так работать, Аркадий Аркадьевич? Ведь я просил временно перейти для помощи в другой цех, а не совмещать». «Для меня, — ответил ему старый токарь, — просьба хуже приказа (так и сказал — «хуже»). Приказу я обязан подчиниться, а не уважить просьбу — совесть не велит». Такое отношение к исполнению распоряжений директора стало системой.

Максарёв — из тех руководителей, который не замыкался интересами только своего завода. Он постоянно интересовался состоянием дела на родственных предприятиях, оказывал им активную практическую помощь, хотя и своих проблем хватало. Требовал, чтобы начальники цехов и производственных служб оказывали помощь заготовками, деталями и целыми узлами Уралмашу, который приступил к производству танков и тяжело переживал период освоения. Зная такое отношение, представители других заводов, минуя директора, частенько обращались за дефицитными деталями непосредственно к начальникам цехов, у которых и получали необходимое. Такие братские взаимоотношения вылились в широко развернутое соревнование между двумя крупными коллективами, которое продолжалось много лет после войны.

Директор завода и парторг, возглавив организаторскую работу, понимали, что огромные резервы заложены в совершенствовании технологии и организации производства. Эту задачу поставили перед талантливым специалистом — главным инженером завода Лазарем Исааковичем Кордунером, прибывшим сюда из Сталинграда, где он работал директором бронекорпусного завода. Он обладал огромным опытом организации массового производства, прошел школу строительства и становления Харьковского тракторного завода, где в начале 30-х годов исполнял должности начальника кузнечного цеха, главного инженера, проводил дни и ночи в цехах, досконально знал обстановку, постоянно занимался перспективными вопросами. Он быстро полюбился коллективу. Считал, что всегда надо быть выше обстоятельств, если даже они складываются трудно. «Все подчинено инженеру, если к решению проблем подойти хорошо подготовленным», — часто говорил он коллегам. Главным в человеке он считал надежность и сам был таковым. Поэтому директор был уверен, что и без его ежедневной опеки все будет сделано своевременно и квалифицированно. В этом он убеждался неоднократно. Все оперативные текущие вопросы умело вели главный инженер и начальник производства, опытные и принципиальные люди. Такой «максаревский» стиль работы давал директору возможность вплотную заниматься вопросами улучшения быта работников, чему директор и партийная организация придавали особое значение.

Главный конструктор А.А. Морозов со своими коллегами немедленно принялись за улучшение конструкции многих узлов и деталей танка Т-34. Используя возможности мощных металлургических цехов и высокую квалификацию рабочих и ИТР, конструкторы пошли на замену сложных и массовых штампованных деталей литыми. На литье была переведена такая крупная и уникальная деталь, как башня танка. Технологи перевели на штамповку с последующей минимальной механической обработкой целый ряд массовых деталей. Начальники цехов в процессе производства выставляли станки в поточные линии, на станках появилось много высокопроизводительных приспособлений. Особое внимание уделяли бронекорпусному производству, определяющему выпуск танков не только на Уральском, но и на других танковых заводах Наркомтанкопрома, которые получали от нас корпуса и башни. Особо отличились начальник бронекорпусного производства М.И. Сойбельман, гл. инженер и гл. технолог этого отдела В.С. Ниценко и Р.О.Гроссман.

Огромную помощь производству оказывал коллектив эвакуированного на Уралвагонзавод Киевского института сварки и его выдающийся руководитель — академик Е.О. Патон. Отмечая плодотворную связь института сварки и бронекорпусного отдела завода, академик позднее писал:«Было организовано нечто, напоминающее американскую фирму «Патон, Сойбельман и К⁰, которая в течение августа-октября ввела в строй свыше десятка новых установок для автоматической сварки корпусов». Возникало чувство, что мужество и героизм воинов и рабочих они смогли подкрепить своим талантом, поставив его на службу фронту.

Благодаря унификации отдельных узлов и деталей, внедрению литых и штампованных заготовок, организации (невиданных нигде в мире) поточных линий и широкому внедрению автоматической сварки стало возможным производить Т-34 на многих заводах, которые ранее танков не изготовляли. Рабочие, впервые пришедшие на танковое производство, быстро осваивали его

За образцовое выполнение задания и творческое воплощение передовых методов производства 20 января 1943 года группа работников завода была награждена орденами и медалями. Директору завода Ю.Е. Максарёву, главному конструктору А.А. Морозову и директору института сварки академику Е.О. Патону было присвоено звание Героя Социалистического Труда.

В этот тяжелый период военных лет, когда не хватало топлива для городка бараков и землянок, когда не хватало продуктов питания для заводских столовых, несмотря на огромную занятость основным производством, директор вместе с танковыми конструкторами изобретали способ превращения танков в тракторы, чтобы весной успешно провести вспашку, посадить картофель, капусту, другие овощи для работников и их семей.

Изучив ежедневную сводку о работе завода и основных его цехов, директор принимал необходимые решения и тут же уезжал на подсобное хозяйство, на участки развернувшегося жилстроительства, посещал цеховые столовые.

При остром дефиците продуктов питания, рабочих кадров, строительных материалов директор смог обеспечить достаточно хорошее питание для огромного коллектива работающих и их семей, развернуть строительство целого квартала четырехэтажных и большого участка индивидуальных домов. Это можно объяснить только одним: Максарёв, человек большой души, жил интересами дела, заботился о людях. Он требовал от работников столовых: суп или борщ должны быть приготовлены так, чтобы ложка в них стояла…

Тяжело приходилось всем. Работали с огромным напряжением сил. Чрезмерная физическая нагрузка, постоянное чувство высокой ответственности перед фронтом сказывались на состоянии здоровья людей — бесценного капитала танкостроителей. Но жизнь продолжалась, чаще стали приходить хорошие вести. Рождались дети.

ЭПИЗОДЫ ДЕТСТВА ВОЕННОЙ ПОРЫ…

Вспоминает старший сын Владимира Абрамовича Тантлевского — Вильям

— В течение двенадцати лет, что наша семья находилась в Нижнем Тагиле, — 1941—1953 гг. — мы проживали в одном доме, в одном подъезде, но в разных квартирах. Первые несколько лет — на четвертом этаже (кв. № 11), потом на втором этаже (кв. № 4)

Большой, построенный в виде буквы «Г», со многими подъездами, он имел название «Дом дирекции». И действительно, многие квартиры занимали семьи руководящих работников завода — главных специалистов, начальников цехов и отделов. Разумеется, в одной из квартир жил и директор завода с семьей — это была квартира под номером 5 на втором этаже. Она отличалась от всех других большим количеством комнат — их было четыре.

Следует сказать, что Уралвагонзавод, в те годы получивший название Завод № 183 им. Сталина, — это громадное градообразующее предприятие, расположенное в Дзержинском районе Нижнего Тагила. Все называли этот большой жилой массив вместе со школами, больницами, магазинами, банями, стадионом, клубом и т.д. — одним словом — «Вагонка». Думаю, что эта «Вагонка» по своим масштабам была (а сейчас, наверное, тем более) сопоставима с некоторыми областными центрами России

Так вот наш дом, наш подъезд… Подъезд назывался «парадным» и отличался от других. По обеим сторонам входа на расстоянии метров 10—12 друг от друга возвышались две массивные колонны, каждая в виде прямоугольного параллелепипеда. Высота их достигала второго этажа и наверху каждой колонны был установлен огромный шар. Оригинальность архитектуры подъезда на этом не заканчивалась. Между этажами был один длинный лестничный марш шириной три-четыре метра. На площадках каждого этажа было три квартиры, и эти площадки были такими, что мы играли там в футбол. Мы, мальчишки, думали, что до нас в этом доме жили какие-то великаны. С площадки пятого этажа был свободный выход на крышу дома, что для нас, пацанов, было большой радостью. Мы бегали по крыше большого дома, спускаясь вниз по пожарной лестнице.

Фантазия архитектора была удивительна. Одна из квартир, расположенная на четвертом этаже, была построена в виде длинного коридора, протянувшегося до следующего подъезда. По обе стороны коридора располагались комнаты — их было десять или двенадцать, в каждой жила семья. На всех была общая кухня, одна ванная, один туалет. В одной из комнат, самой близкой от входной двери, жила наша семья. Папа, мама, бабушка, дедушка (мамины родители) и я. В 1943 году семья увеличилась — родился брат Женя. Еще один мой брат, Валерий, родился в 1950 году, но мы уже жили в другой квартире — в том же подъезде на втором этаже, в отдельной трехкомнатной.

В соседней квартире проживала семья главного конструктора танка Т-34 (и последующих моделей средних танков), дважды Героя Социалистического Труда А.А. Морозова. Другая квартира — № 5 была директорской. Когда директор завода получал новое назначение (обычно — повышение) — заместителем министра, министром (так было с Максарёвым, Скачковым) квартира освобождалась и туда вселялась семья нового директора. За двенадцать лет нашей жизни в Тагиле на заводе сменилось три директора. Все они, занимавшие высокую должность, были людьми молодыми, у них были дети — мои ровесники. Все мы были в одной дворовой компании, ежедневно по многу часов проводили вместе. Тогда ведь не было телевизоров, компьютеров. Мы не были разобщены, как теперешние дети

На улице мы придумывали себе разные интересные занятия, а друг к другу домой ходили запросто. В директорской квартире, когда там жили Окуневы, я бывал не раз. В этой квартире мне запомнился в одной из комнат большой бильярдный стол. Нам разрешалось поиграть, что мы и делали как умели. Конечно, это было уже в послевоенные годы.

Чаще я бывал у Морозовых. С Аликом мы были одногодки, учились в параллельных классах. Общих интересов было много. Был период увлечения химическими опытами. Какими-то путями мы доставали химическую посуду — колбы, пробирки, смешивали какие-то вещества. Слава богу, ничего не взорвалось, никакого вреда никому не причинили. Еще, помню, на письменном столе главного конструктора стоял искусно выточенный металлический стакан и в нем плотно друг к другу поставлены остро отточенные карандаши. Заточены они были очень красиво (как потом через много лет меня учили этому на занятиях по черчению в институте). Тогда на меня это произвело сильное впечатление. Я подумал: вот настоящий Конструктор! Впоследствии и по учебе в техническом вузе, и по работе на заводе приходилось постоянно пользоваться карандашами. И уже много-много лет на моем письменном столе стоит (их сменилось несколько) стакан для ручек и карандашей.

В мае 1945 года (замечательный месяц!) мне исполнилось 7 лет, и 1 сентября я пошел в первый класс мужской средней школы № 9. В те годы обучение было раздельным и на «Вагонке» было две «главные» школы: № 7 — женская и № 9 — мужская. В большом 4-этажном здании нашей школы учеников было больше тысячи человек. Учились в две смены. В левом крыле здания, куда имелся отдельный вход, несколько комнат было отдано под музыкальную школу, в то время единственную. Именно с тех далеких лет благодаря счастливым обстоятельствам началось мое самодеятельное певческое творчество, которое продолжается и по сей день в течение всей моей жизни, не прерываясь.

В школе работала замечательный педагог-хоровик, что называется, от Бога, Мария Витальевна Толмачева. Она умудрилась прослушать каждого мальчика с первого по десятый класс — повторяю — более тысячи человек! Способствовали этому и обязательные тогда в школе уроки пения. Отобранных с музыкальным слухом ребят оказалось сто пятьдесят. Из них она создала хор мальчиков — большой трехголосый хор — мой первый в жизни хор, в котором я пел с первого по восьмой класс, пока мы не переехали в Брянск, куда отец был направлен главным инженером крупного сталелитейного завода.

…До сих пор помню ранее неведомые ощущения радости и восторга от слияния голосов. Из первых разученных и исполненных произведений мне запомнилось «Бородино» («Скажи-ка, дядя, ведь недаром…»). Отдельно со мной разучивались произведения для сольного исполнения. В основном — песни советских композиторов, но не только. Самой моей первой песней, исполненной со сцены, была «Вечер на рейде» Соловьева-Седова, и было это в первом классе. А последней, исполненной мною в Нижнем Тагиле (8 класс), была песня «Куда?» Франца Шуберта из его вокального цикла «Прекрасная мельничиха».

Вне всякого сомнения, своим музыкальным способностям — слуху, голосу — я обязан родительским генам, а их развитию, конечно же, педагогу. Папа и мама, не имея никакого музыкального образования, были щедро одарены от природы и тонким музыкальным слухом, и прекрасными голосами: у мамы — мягкое, теплое лирическое сопрано, у папы — бархатный, богатый обертонами баритон. Конечно, в трудные военные годы было не до песен, но после войны в праздничные дни или по случаю юбилеев у родителей часто собиралась компания близких друзей — всегда семейно, и без песен не обходилось никогда. Пели все и как удивительно хорошо!

Через несколько лет после окончания войны, в конце 40-х, работники завода стали получать что-то вроде 13-й зарплаты, по-моему, тогда эта премия называлась «За выслугу лет». Хорошо помню, что с первой такой премии было куплено пианино, чтоб я мог учиться музыке. А ведь была нужда во многом! Семья большая — шесть человек. Папа работал один, мама занималась детьми и стариками-родителями. Но решили вот так.

Я пошел в музыкальную школу поздновато, конечно. Ведь в школе я уже был в пятом классе. Но было желание и стремление. В результате, успевая (дважды) за год пройти программу двух классов, я закончил музыкальную школу-семилетку одновременно с окончанием основной школы. Это было уже в Брянске.

* * *

Инициатива директора не заглохла. В нескольких километрах от завода, в густом пихтовом лесу, на горе Пихтовой, директор решил устроить кратковременный дом отдыха для старшего и среднего командного состава завода. Теперь каждый начальник цеха, отдела, их заместители, парторги, мастера раз в полтора месяца отдыхали, отсыпались и подкармливались в этом трехдневном доме отдыха. Здесь действовал строгий закон Максарёва: подошла очередь по графику отдыха — начальник цеха независимо от состояния дел в цехе обязан прибыть на отдых. Никаких телефонных разговоров ни с заводом, ни с домом не допускалось, бодрствовать разрешалось только до 23 часов. Строгий порядок неукоснительно обеспечивала большая мастерица кулинарии, заведующая этим хозяйством Елизавета Фадеевна Ленина

Так было в 1944 и 1945 годах, а когда закончилась война и стало несколько легче, директор принялся за ремонт обветшавшего санатория и в 1946 году организовал там в чудесном месте, на берегу озера Руш, круглогодичный отдых для всех работников завода и их семей.

В 1946 году Юрий Евгеньевич Максарёв был переведен в Москву, чтобы приступить к своим новым обязанностям — первого заместителя министра и, прощаясь с коллективом, он по русскому обычаю низко, до самой земли, поклонился людям, у многих защемило сердце, появились слезы на глазах… Не только потому, что руководил ими и заводом в самые тяжелые годы, но и потому, что он был хорошим, душевным человеком, отзывчивым на беду, всегда стремился помочь. Такое не забывается никогда. Высоко оценили его деятельность и в стране. Он Герой Соцтруда, кавалер шести орденов Ленина. Избирался депутатом Верховного Совета СССР. После войны занимал высокие посты в государстве: министр, председатель Комитета по науке и технике, изобретениям и открытиям. Восемь лет он был директором завода, оставил по себе самые лучшие и теплые воспоминания. Он любил людей и свой завод, доверял и предоставлял широкую самостоятельность руководителям цехов и отделов, создал квалифицированный, монолитный и дружный коллектив.

Под предлогом занятости масштабными государственными делами иной мог бы устраниться от общения с «маленьким» человеком. Но директор не допускал и мысли об этом. Не терпел он фальши, и «маленьких» людей для него не существовало. При всех обстоятельствах он всегда был доступен.

Преодолев огромные трудности, завод работал успешно. Еще в 1943 году отправлял на фронт ежемесячно такое количество танков, чтобы их хватало на укомплектование целой танковой армии. Выпуск продолжался по нарастающей, в 1944 г. их было выпущено в 5,3 раза больше, чем в 1941-м. И это при том, что рабочими кадрами завод был обеспечен на 70 процентов от положенного по штату. Завод был первым среди танковых заводов Наркомата. Три года подряд удерживал переходящее Красное Знамя ГКО и ВЦСПС. В конце войны, в мае 45-го, был выпущен юбилейный 35-тысячный танк, который и сейчас гордо возвышается на постаменте у главных проходных завода.

Как-то еще в период войны мне довелось быть в Свердловске на Уралмаше, с которым у нас были хорошие производственные отношения. Мы оказывали большую помощь в тот период, когда он начинал осваивать серийное производство боевых машин. В свою очередь Уралмаш помогал нам тяжелыми поковками и механической обработкой сложных деталей, постоянно поставлял штамповки-кубики, очень дефицитные в то время.

Неожиданно поздней ночью меня разыскали в прессовом цехе и попросили зайти к директору завода. Кроме директора Бориса Глебовича Музрукова, с которым я раньше знаком не был, застал в кабинете главного инженера Александра Леонтьевича Кизима и заместителя директора Уралмаша по коммерческим вопросам Василия Ивановича Жихарева, с которым мы много раз встречались по разным делам на Урале. Поздоровались. Директор, поднявшись мне навстречу, с видимым огорчением сказал, что сегодня последний день месяца, а на заводе нет ни одного трака, нечем обуть изготовленные самоходки, срывается программа месяца

В этот период времени я по-прежнему продолжал работать в кузнечном цехе, хотя нарком танковой промышленности назначил меня уполномоченным Наркомата по производству траков на заводах Урала, имея в виду откомандировать меня позднее на постоянную работу в аппарат Наркомата.

— Прошу Вас,— обратился ко мне Борис Глебович, — позвоните, пожалуйста, главному инженеру вашего завода и попросите его от себя, чтобы он срочно, этой же ночью, помог нам траками. Сам я обращаться к нему уже не могу, т.к. достаточно надоел ему и директору завода своими просьбами об оказании нам всякой помощи.

Не ожидая моего ответа, он тут же снял трубку телефона ВЧ и соединил меня с заводом. Я доложил главному инженеру, что все его поручения уралмашевцы помогли мне полностью выполнить и сейчас обращаются через меня к нему с просьбой срочно, сегодня же ночью, отправить в их адрес два вагона траков, без которых они не могут закончить программу месяца. Главный инженер внимательно выслушал и тут же по параллельному телефону соединился со службами завода, чтобы отдать распоряжение. Но выяснилось, что на складе готовой продукции траков нет. Буквально час назад был отправлен эшелон траков в адрес военных ремонтных баз.

— Узнайте, пожалуйста, номер отправленного эшелона, — тут же попросил меня Борис Глебович. И хотя это было не совсем допустимо, мне все же номер эшелона сообщили.

И тут передо мной, как на киноленте, развернулась работа этих трех руководителей: директор завода уже звонил секретарю Свердловского обкома партии, имеющему большие полномочия Государственного Комитета обороны, с просьбой отцепить два вагона с траками от воинского эшелона, следующего из Нижнего Тагила через Свердловск. Коммерческий директор связался по телефону с начальником Свердловской железной дороги и, сообщив ему номер эшелона, просил отцепить два вагона и срочно подать их на завод. Главный инженер уже держал на телефоне начальника производства завода и начальника сборочного цеха, которым приказывал подготовиться к получению траков и организовать необходимую работу по сборке и сдаче машин по программе месяца.

Я был поражен такой оперативностью и деловой хваткой главных руководителей большого завода, восхищался этими людьми, которые приложили столько энергии и заботы, чтобы буквально за несколько минут найти нужные пути и решить возникшую проблему, не допустив срыва задания по выпуску боевых машин.

Я твердо убежден, что только потому, что на этом заводе была такая дружная, деловая рабочая обстановка в коллективе, Уралмашу — заводу с единичным характером производства, удалось в баснословно короткие сроки организовать серийное производство сложных боевых машин, с технологией и организацией изготовления которых он никогда раньше не имел дела.

Несомненно, большую организаторскую работу в создании сплоченного коллектива и деловой обстановки провели партийная и комсомольская организации.

Деловой и дружный контакт в работе всех звеньев огромного завода не рождается сразу. Путь к этому довольно тернистый, очень многое, если не все, зависит от самих людей, руководящих многотысячным коллективом. Достичь сопряжения всех технологических звеньев, объединить волю людей в стремлении к единой цели, породить саму эту волю — дело тонкое и сложное. Тут не столько экстремальные обстоятельства и чувство страха способствуют, сколько проступают коренные факторы. Чувство ответственности и долга, совести и правды, мужества и доблести, веры и любви. Нематериальные факторы нашего бытия, которые вопреки всем научным основам становятся первичными. А еще взаимовыручка, взаимопонимание. И, пожалуй, главное достижение — коллективизм, новый принцип общественной жизни и деятельности людей.

После того как коллективы разных предприятий, прибывших на Урал и влившихся в состав нашего завода, стали по-настоящему понимать друг друга и превратились в единый коллектив-монолит, дело сразу пошло на лад: мариупольцы — броневых дел мастера, помогли танкистам — нам, харьковчанам, быстро освоить производство броневых деталей; москвичи со станкозавода им. Орджоникидзе возглавили работу по организации поточных линий; уралвагонзаводцы, специалисты массового производства, с душой охотно передавали нам свой богатый опыт в этом деле; научные работники Института сварки во главе с академиком Е.О. Патоном совместно с нашими бронекорпусниками широко и успешно внедрили автоматическую сварку брони, даже танковых башен, что было совершенно уникальным достижением. Великое дело — сложение сил

Так создавался коллектив, 38 месяцев подряд удерживавший переходящее Красное знамя ГКО.

* * *

Война потребовала неимоверных физических и духовных сил, породила новое качество общественного самосознания. Она раскрыла глубинные силы народа, пробудила у людей бесстрашие, высокую гражданскую ответственность за судьбу Родины, решимость преодолеть самые суровые испытания.

Нельзя забыть подвиг тружеников военной промышленности. Он еще может пригодиться. Неделями не выходя из цехов, живя впроголодь в тяжелых бытовых условиях, эти люди с честью выполнили свой долг перед Отчизной и будущими поколениями.

Низкий земной поклон нашим женщинам. Война потребовала от них максимального включения в процесс материального производства. Их удельный вес среди рабочих и служащих увеличился с 38 процентов в 1940 году до 57 процентов в 1944 году, в том числе в промышленности — соответственно с 41 до 53 процентов. Фронтовая вахта народа, героическая, незабываемая.

Один немецкий историк писал после войны о своих соотечественниках: «Они ничего не имели против создания великой германской империи. Но с того момента, когда русскому народу стали ясны намерения Гитлера, немецкой силе были противопоставлены сила и воля русского народа. С этого момента стал ясен исход: русские были сильнее»…

Днем и ночью ковалось в тылу оружие. Мощным беспрерывным потоком шли на фронт эшелоны с боевой техникой, людьми, боеприпасами, горючим, продовольствием. В экономическом противоборстве с Германией и ее сателлитами с нашей стороны могучей движущей силой был героический труд в тылу десятков миллионов граждан. К концу 1942 года советские войска превосходили противника по орудиям и танкам — в 1,5 раза, боевым самолетам — в 1,3 раза. Прочно удерживалось качественное преимущество в военно-технической отрасли, которое нарастало до самого Дня Победы.

Еще со времен Немецкой слободы и поездок туда юного царя Петра укрепилось понятие «немецкий порядок», означавшее нечто совершенное, недостижимое. Русский порядок военных лет, осуществленный на рабочих местах и в управлении производством на всех его ступенях, оказался более эффективным, выявил небывалый талант и организованность, концентрацию сил всех и каждого в отдельности.

Перемещение на восток страны и развертывание там оборонной промышленности историки назвали непревзойденной организационно-технической операцией по масштабам и сложности решенных задач. Ничего подобного мир еще не знал

По наследству нам достались мощные генетические волны интеллекта и таланта, стойкости и героизма, величия души и подвига предков, воплотившихся в Великую Победу над злейшим врагом человечества — германским фашизмом.

Над Уралом сполохи огня,
Блещут сталью холодные воды,
День и ночь здесь ковалась броня
И незримые крылья Свободы.

Было время по имени Танк,
Воплотившее грозную силу,
Красоту и народный талант
В победную славу России

Фотодокументы

Танки на конвейере (фотохроника).

Танки на конвейере (фотохроника).

Танки на конвейере (фотохроника).

Схематический вид танка Т-34 в проекциях.

Танки Т-34 на марше

Танк Т-34 на постаменте мемориала павшим советским воинам
в Тиргартене (Берлин). Фото Е.И. Фридгельма. 2015.

Владимир Абрамович Тантлевский. Брянск, 1975.

Семейное фото. В центре (2-й ряд) Владимир Тантлевский.
Красноград, Харьковская обл., 1934.

Софья Ароновна Резникова. Харьков, 1929.

Софья Ароновна Тантлевская. Брянск, 1980.

Танкостроители (слева направо): М.С. Писаревский, Г.А. Козлов,
А.Ф. Ширяев, В.А. Тантлевский. Урал, Нижний Тагил, 1942—1943.

Работники кузнечного цеха на первомайской демонстрации. Нижний Тагил, 1950-е.

Хор кузнечного цеха № 630 Уральского завода им. Сталина.
Рук. З.П. Безушко. Нижний Тагил, 1951.

Хор мальчиков средней школы № 9.
Рук. М.В. Толмачева. Вильям среди хористов. Нижний Тагил, 1947.

Вильям с отцом. Харьков, 1940

7 класс школы № 9. Нижний Тагил, 1952.

Владимир Абрамович Тантлевский. Нижний Тагил, 1946.

Вильям Тантлевский с другом Виталием Кузнецовым
перед переездом в Брянск. Нижний Тагил, ноябрь 1953

Вильям Тантлевский, студент 3-го курса института. Брянск, 1958.

Владимир и Софья Тантлевские в Брянске. 1962.

Студент-танкист. Военные сборы. Белоруссия, 1959.

Студенты-молодожены Вильям и Анастасия. 1960

Софья Ароновна и Владимир Абрамович с сыновьями.
Стоят Евгений и Вильям. Сидит Валерий.

Семейное фото Тантлевских: сидят (слева направо) — Софья Ароновна,
внук Игорь (сын Вильяма и Анастасии), Владимир Абрамович, Анастасия;
стоят (слева направо) сыновья — Евгений, Валерий, Вильям.
Брянск, 1972.

Главный инженер В.А. Тантлевский и директор Брянского стальзавода Е.Л. Аверин.

На грядках. Брянск, 1969.

Вильям Владимирович Тантлевский,
начальник инструментального цеха Калужского машзавода. 1968.

Вильям Владимирович Тантлевский (слева)
с ветеранами Великой Отечественной войны — работниками цеха № 5
Калужского машиностроительного завода. 1965.

Владимир Абрамович Тантлевский.
Железноводск, 1968.

Вильям Тантлевский, солист Калужского мужского академического хора.
Москва, 1968.

С товарищами по работе. 1974

Калужский мужской академический хор. Калуга, март 1984.

На отдыхе с женой Анастасией. 1993

За роялем дочь Виктория Тантлевская и ее дети Евгений и Элина.
Калуга, январь 2009.

Игорь Тантлевский (стоит) во время службы в танковых войсках.

И.В. Тантлевский сопровождает в поездке на Байкал канцлера ФРГ Г. Коля.

Мужской хор в Брестской крепости. 2014.

Вильям Владимирович Тантлевский после вручения
губернатором А.Д. Артамоновым медали
«За особые заслуги перед Калужской областью». 2008.

Игорь и Виктория — дети Вильяма и Анастасии Тантлевских.

Евгений — сын Владимира Абрамовича и Софьи Ароновны.

Валерий — сын Владимира Абрамовича и Софьи Ароновны.